Лошадь. Биография нашего благородного спутника
Шрифт:
И многие из них – к примеру, кони и кролики – были довольно похожи.
Кроме того, в XIX веке между учеными шли ожесточенные споры об эволюции лошадей вообще. Разногласия среди палеонтологов способны принимать довольно резкий характер, а трактовка эволюции лошадей привлекала особое внимание европейских исследователей. Окаменелые конские кости достаточно часто встречаются в горных породах Европы (поздние лошади легче поддаются идентификации, чем ранние), однако, как ни странно, они присутствуют только в определенных геологических слоях. К эпохе эоцена, которая закончилась около 34 млн лет назад, европейские палеонтологи относили только маленьких лошадей. Потом кони на какое-то время словно бы исчезли из Европы. В слоях моложе 10 млн лет кони появляются снова и в большом количестве, и это уже другие животные, более крупные и более похожие на лошадей, несмотря на то, что у них по-прежнему оставалось три пальца. А потом их в великом множестве
Подобные странности в хронологии лошадей причинили немалую головную боль Чарльзу Дарвину, которому процесс эволюции представлялся гладким и равномерным, подобным тихому английскому летнему дождику. [68]
Дарвин не уделял существенного внимания вспыхивающим разногласиям (когда напряжение оказывалось слишком большим, он перебирался на любимый курорт), и его теория не учитывала внезапных тепловых выбросов, падений астероидов и захватов млекопитающими свободных территорий. Эти открытия были сделаны уже по прошествии многих лет после его смерти. Во времена Дарвина невозможно было предположить, что Бог мог создать неблагоустроенную планету. Тот факт, что, согласно его теории, жизнь менялась в мире, полностью статичном в глазах его современников, выглядел достаточно противоречиво в глазах самого Дарвина, и концепция взрывных перемен выходила далеко за пределы того, что он мог воспринять.
68
Биографии Дарвина многочисленны. Моя любимая и, по мнению многих, самая подробная – объемный труд Адриана Десмонда и Джеймса Мура «Дарвин: Жизнь измученного эволюциониста» (Adrian Desmond, James Moore. Darwin: The Life of a Tormented Evolutionist // N. Y.: Warner Books, 1992), на который я опираюсь, говоря о состоянии здоровья ученого в разные периоды его жизни и его склонности к посещению курортов.
И теперь – вот они, эти невероятные конские окаменелости, которые не обнаруживают непрерывности во времени. Лошади появились в Европе и исчезли из нее внезапно, словно по велению фокусника: «Вот мы их видим! А теперь не видим». С точки зрения Дарвина, это было абсолютно недопустимо. Собственно, дело было не столько в том, что в какое-то время лошади были, а в какое-то нет, сколько в том, что, явившись снова после миллионов лет отсутствия, они стали совсем другими.
Не просто слегка изменившимися, как кони острова Сейбл, ноги которых короче, чем у лошадей равнин, а, можно сказать, целиком и полностью другими. Сперва они были маленькими, потом стали большими. Сперва у них было четыре пальца на передних ногах, потом вдруг стало три – и наконец остался вообще один палец. Дарвин размышлял об этом задолго до того, как мы получили представление о генетике и ДНК, и, с точки зрения европейцев того времени, эволюция лошадей не поддавалась никакой логике. И казалась прямо-таки безумной.
Но, что хуже того, отсутствие явной последовательности, ведущей от одного варианта коня к другому, предоставляло питательную среду для аргументов его врагов, и в том числе Оуэна. Дарвин и прочие исследователи в те времена не могли представить себе, что целые этапы эволюции лошадей пока еще остаются неизвестными, и вообще никому из них в голову не приходило обратиться за разгадками к Новому Свету. Когда европейцы впервые приплыли в Западное полушарие, они не обнаружили там лошадей. Совсем. Их не было в Северной Америке. Их не было в Южной. Их не было на равнинах и не было в горах. Ученые, ничего не знавшие о тектонике плит и постоянно расширявшемся Атлантическом океане, просто предположили, что кони были животными Старого Света и в Западном полушарии их никогда не было.
Еще молодым человеком Дарвин обнаружил важный ключ к решению этой загадки, однако не сумел полностью понять его значение. Во время своего семилетнего плавания на британском исследовательском корабле «Бигль» он предпринял кратковременный поход в чилийские Анды. И там, надо же было так случиться, он нашел ископаемый зуб, явно принадлежавший лошади. В чем же дело? Как попал этот зуб на вершину горы? На этот вопрос у Дарвина не было однозначного ответа. В Чили он стал свидетелем землетрясения, [69] которое, как он видел, подняло в некоторых местах почву на пару метров, и понял, какие силы могут созидать горы. Но что делал здесь конь, которому положено быть в Старом Свете?
69
Marcia Bjornerud. Reading the Rocks: The Autobiography of the Earth. N. Y.: Westview Press, 2005.
Дальнейшее любопытство его подогревал другой факт: кони, завезенные европейцами в Америку, жили и процветали как в южноамериканских пампасах, так и на североамериканских равнинах. Несколько беглых лошадей дали потомство, заселившее Западное полушарие. Всего за один век сотни привезенных коней превратились в десятки тысяч. И все они явно чувствовали себя как дома.
Дарвин находился в недоумении. Весь комплекс свидетельств (конский зуб, найденный у вершин Анд; многочисленные находки окаменелых останков лошадей в одних слоях европейских геологических отложений при полной стерильности других слоев; отсутствие живых лошадей в Западном полушарии до открытия Америки вкупе с их последующим распространением по пампасам и равнинам) не давал ему покоя. Мир, по представлениям того времени, просто не мог быть настолько нестабильным, однако конские окаменелости, обнаруженные в европейских горных породах, будто рассказывали ученому совершенно другую историю: сегодня здесь, а завтра там. Одно дело проповедовать логичные и плавные перемены, другое – утверждать, что природа может меняться катастрофически быстро.
Таким было положение дел к 1877 году, когда английский гений Томас Генри Хаксли, [70] сторонник Чарльза Дарвина и злейший враг Ричарда Оуэна, прибыл в Нью-Йорк, чтобы прочитать там лекцию. Перед выступлением Хаксли посетил Коннектикут, желая встретиться в Йельском университете с палеонтологом O. Ч. Маршем. [71] Этот фанатичный собиратель окаменелостей располагал сотнями костей древних лошадей, извлеченных из песков Вайоминга и прочих местностей американского Запада.
70
История эта пересказывается в сотнях книг и статей. Мне ее поведал Крис Норрис, когда я посетила Йельский музей естественной истории Пибоди. – Прим. автора.
71
Отниэль Чарльз Марш (1831–1899) – американский палеонтолог, президент Национальной академии наук в 1883–1895 гг., племянник финансиста и филантропа Джорджа Пибоди, основавшего Музей естественной истории Пибоди при Йельском университете на основе коллекций из раскопок Марша в Скалистых горах.
Марш выложил перед Хаксли целую последовательность останков лошадей, в том числе и такие, которых не было в Европе. Тут-то Хаксли и увидел то, о чем мечтал Дарвин: разложенные Маршем находки демонстрировали, как менялась нога лошади в течение миллионов лет. Марш показал Хаксли различные этапы этого пути: лошадиные ноги с четырьмя передними пальцами, чуть менее древние с тремя, еще моложе с пальцами почти одинакового размера, затем с очень большим средним и маленькими боковыми, а потом еще более поздние – с огромным средним пальцем и двумя настолько маленькими боковыми, что Марш (ошибочно) счел их бесполезными. Завершала всю линию лошадь с единственным средним пальцем.
Логика! Наконец-то! Порядок вернулся во вселенную Дарвина! Хаксли в восторге передал информацию Дарвину, для которого эволюция означала нечто вроде «постепенного восхождения жизни». История коней теперь доказывала его правоту. Лошади в начале своего развития были мелкими и незначительными животными, но посредством неспешных ровных шагов стали такими, какими им «назначено» быть. В этом сразу усматривались процесс и – лучшее из всех викторианских существительных – прогресс.
Ученые ошиблись, предположив, что эволюция лошадей происходила исключительно в Старом Свете, и ошибку эту следует признать вполне закономерной с учетом того, что к прибытию европейцев лошадей в Новом Свете уже не осталось. Исследования Марша показали, что эволюция коней главным образом протекала в Северной Америке. Эпизодическое появление лошадей в каменной летописи Европы указывало всего лишь на то, что некоторым их видам удавалось просочиться из степей Нового Света в степи Старого.
Марш так же был в восторге. Получая образование в Европе, он успел усвоить, что лошадь «была подарком Старого Света Новому». Теперь же ему удалось доказать, что верно как раз противоположное: лошадь – дар Нового Света Старому. Для него это был предмет гордости континентального масштаба.
Но это еще не всё. Во время встречи в Йеле Марш сообщил Хаксли, что располагает окаменелыми останками раннего примата, также обнаруженными на американском Западе.
Тут Хаксли осенило: выходит, что кони и приматы сотрудничают гораздо дольше, чем можно было предположить. Он набросал комическую картинку, на которой воображаемый эохомо [72] скачет верхом на воображаемом эогиппусе, и подарил ее Маршу.
72
Эохомо («человек зари») – шуточная аналогия с эогиппусом.