Лоскутная философия
Шрифт:
То есть Ты мне стал ты.
Чую БОЛЬШЕЕ, чем весь ты в твоей тройке, застившей виды, сведшей нас в символ! На твою ценность чую СВЕРХЦЕННОСТЬ! Каждый адепт твой - менее, чем он мог бы быть без тебя, клянусь! Ты свеча в свете солнц и червяк в гор'e, всё твоё и превратно и мелко перед ГРЯДУЩИМ! Скоро уж... Я пока с тобой - в твоей "естине", а не в "истине", да-да, в пиршестве, на котором ты плоть ешь. С мыслями, что сие "хорошо", я нажрусь её, дабы мне стать как ты! Я в самом себе - покажу тебя. Все покажем: я и вся нация! Будем жрать и пускать дух сытости. Сытый дух, знай, и есть ДУХ! Я весь народ попру от свечи твоей во СВЕТ ИСТИННЫЙ! Уж сыграем мы, но не как притворялись, что плоть ничто нам. Днесь мы сыграем, что возлюбили плоть. Ты в нас словом - мы в тебя гласом чревного ДУХА, КОЙ впредь и есть наш БОГ! Мы начнём плоть об'oживать! Мы покажем, как её пользовать, -
– как показали до этого, когда мы презирали плоть. Я клянусь, мы покажем!
666
Самый из преданных. Ницше звали "философ-зло", ибо вёл-де к войне, насилию, подавлению слабых, хаял культуру, встал против норм и трактовок образа Жизни, мнил всё фальшивым, даже и Бога. Но, дело странное, он был самый, наверное, христианский мыслитель. Ибо любить Жизнь значит избыть из её недр хилое духом, лживое, подлое и лукаво корыстное, то есть то, что приносит мораль, гнуснейшая из трактовок. Что и Христос хотел: "Положу вражду между сыном и матерью, между братом и братом"... Фраза являет чужесть Христа для мира - иноприродность, стало быть, и Его, и того, к чему звал Он, руша моральный план бытия, образованный первородным падением, и мышление от "добра" и от "зла", - что значило, что, предав древо Жизни и обратившись к древу познания, люди стали реальность интерпретировать, а не чувствовать прямо. Все наши ценности Он растаптывал, нашим "да" сказал "нет" даже в части сакральных родственных связей, кои расторгнул, чтоб, избыв падших, вырастить расу истины и любви. Он клял логику и традиции и весь ход производства рода людского, зиждимый не на воле инстинктов, но на морали, ведшей к созданию человечества как морального шлака вместо могучих творческих самостей. "Брось отцов и иди за Мной", - говорил Христос. Говорил и совсем уже страшное, пригвождавшее нравственность и чреватое войнами: "Я не мир вам принёс, но меч; Я пришёл разделить человечество на Моих и чужих. Кто предаст Меня для домашних, тот против Бога. Я низвёл пламя и как хотел бы, чтоб разгорелось!" Он знал до Ницше, что человечеству, дабы жить (не тлеть), надо вырезать первородный грех с метастазами, пронизавшими сферу мысли, чувства и действий. А это можно только дерзанием, исступлением и пролитием крови. Как только кто-нибудь был христов не в словах, а на деле, вмиг истреблялся. Кто живёт, как велел Христос? Единичные. Ницше - рядом с Ним в профетизме Спасения. Ницше звал к топору, поначалу к духовному, дабы каждый в самом себе стал возвышенным, а потом и к стальному. Ибо быть честным, храбрым, свободным и благородным и означает быть против мира.
667
Есть у апостола Павла тезис, что де "конец закона - Христос". Что наступит после "конца"? Чудесное. Ведь Христос отменил смерть - мать всех законов. С тех пор всё - новое.
668
Нормы валятся. Так, демограф правительства, некий доктор наук, сказал, что не следует осуждать инцест, человек разделял чадородство и эрос издавна, так что дети и эрос - разные вещи... Спец лаконичен. Не обращайся он к троглодитам духа и чувства, он бы сказал, как знать, что инцест допускается, что процесс чадородства с умыслом был включён в круг эроса.
Эрос - главное.
669
Говорю, что жить страшно, что тварь стенает, зло царствует и кровь льётся, что всё воистину в вечных войнах со всем, что некуда убежать от смерти, что в смыслах тесно, всё бесполезно и свет сужается, что тьма близится и теснит живых и что сердце и глаз ждут Бога.
670
Не появись я, было бы лучше. Атомы складывались бы в молекулы, те - в кислоты, те - в организмы, что выражают, рабски и ревностно, неестественный злой железный порядок, царство Ананке. Я ж всё - о рае, что, дескать, Жизнь. Рвусь к истине. Но кому нужен рай или боль моя? Никому. Безотрадно, тоскливо, страшно и больно. Лучше не быть.
671
Дух истины. Я спешил в туалет в порыве, вызванном "черпающим в себе разумом". Я постиг, как их всех уломать к хренам. Я коснулся анала и, возвратясь в зал, начал прощаться. Я очень долго тряс руку босса шведской компании. Этак я всех их метил; пусть пахнут мной. Магически я воздействовал, дабы все покорялись более важному, чем богатство, чин и харизма. Сведшийся к истине, я постиг, что не нрав, не талант, не внушительность манят - но лишь обмен веществ, лепка самости пожиранием прочего. И земля, и что есть на ней, вник я, сгинет в кишечнике, чтоб в итоге
672
Спорт - дурман человечества, что гоняет мяч бытия вне Бога и забивает в ворота свой апокалипсис.
673
В моде... нет в вечном тренде люди константные, с устоявшимся кредо, рациональные и с устойчивой психикой, намекающей на суровые испытания и победы в жизненных драмах, - личности "малых слов, многих дел", массы думают, оттого на них знак величия, глубины и достоинств. Этот тип мнится вроде героя и поставляется как пример людям ровно иным, с лабильной и ртутной психикой, с переменчивым виденьем: избегающим принципов и меняющим свои мнения, испытующим Бога вместо похвал Ему, амплитудным в эмоциях от депрессий до радостей, рассыпающим в речи, часто несдержанной, а порой имморальной, сонмы значений, противоречий и отвлечённостей. Им советуют поскорей состояться, определиться.
Но ошибаются в их психическом складе. Он как раз сформирован, даже и выстрадан. Если психика отливает спектрами радуги, как протей изменяется; если ведает языки всех сред и в любой своя; если ход её под землёю и в небе сходно возможен; если ей участь преданной челяди при любых дверях и сокровищах человеческих ценностей в тягость и если несть числа её маскам в поступи жизни - значит, не нужно ей равновесий, родственных висельным, и она их не ищет, ибо владеет всем, что даровано человеку как в его духе, так и в развитии. И она как раз всемогуща, коль всё вбирает без назидания от этических церберов и культурных вождей, коль родственна всем явлениям и всем сущностям жизни, не разграниченным политически, социально, нравственно, темпорально, даже бытийно. Смерть и жизнь - её крылья с равными махами. В ней всегда гул вселенской тубы предвечного, в ней аффекты титанов. В ней поступь Рока. В ней "да" и "нет" неслитны и нераздельны. В ней Христос и Иуда дышат бок о бок. В ней Мироздание нашло зеркало! Осуждать её, ставить в рамки - значит себя судить: свою слабость, узость мышления, куцость чувств, догматичность, невосприимчивость, глухоту, ограниченность, скудоумие, хладнодушие и приверженность нравам быдла.
Вот каков сей второй тип, с зыбкой-де психикой, как мнят все, кто незрячий на "зыбкости", ореол коих ширится за предел их глаз.
Ну, а первый тип есть баран, промышляющий здравым смыслом. Он для солидности помнит пару цитаток. Он жуть стабилен, как древний пень в лесу, ибо ветру качнуть в нём нечего.
674
Я со словью воюю: я словь лишаю пафосных смыслов, словь меня - жизни.
675
Веровать. Мы, не став в христианах "нищими духом", "первыми", что "последние", также "чистыми сердцем", "кроткими", что "наследуют землю", "изгнанными за правду", ходим в "католиках", "православных", "коптах", "баптистах".
676
Каждый миг возглашает свою мораль, каковая должна быть только любовью. Коль любви мало, руководятся книжной моралью и уголовной, то есть моралью норм и понятий.
677
В детстве моём голубом, волшебном, как фея, мир знал, что я его Бог, а он - моя затея.
678
Чудо всегда при нас. Чудо есть гибель падшего и почин новизны, устремляющей к истине; и будь чудо единожды - не было б ни важней его, ни существенней. Рай встаёт. А мир зла и добра, норм, законов, удавок, смыслов и м'oроков, предрассудков и штампов, древний мир бытия по Адаму сякнет. Прежний мир сгнил навек. Близ - премирное.