Лоскутная кожа
Шрифт:
Пролог
Едкий дым клубился туманными знаками. Запах жжёных благовоний одурманивал сознание; яркий свет обрушивался на неё огненным штормом, многократно усиленный и очищенный хитрой системой зеркал, – всё терялось в этом пожаре, дым расплывался в глазах неясными силуэтами давно погибших людей. Тени мёртвых тихо шептали впотьмах, покачиваясь от безысходной тоски, не смея вступить в круг света. Колодец, как прозвали это место в Ордене, ограждал предсказательниц от пагубного влияния загробного мира, позволяя колдовать под надёжной защитой самого солнца.
Она сидела, поджав ноги, привычно раскачиваясь в такт несуществующей
Призраки шептали. Истории оборвавшихся жизней, любви, предательства: одни, успевшие за годы заключения слиться с темнотой за пределами круга, говорили отрешённо и тихо, в тысячный раз повторяя старую молитву об освобождении; другие тараторили ничего не значащий бред; третьи, умершие совсем недавно, почти кричали, выли и рычали, в тщетной попытке освободиться царапали туманными пальцами свет… Льстивые обещания, страшные угрозы, мольбы о помощи, плач – всё это было бессмысленно.
Она тихо бубнила себе под нос песнопения, с трепетом и страхом ощущая всё нарастающую мощь ритуала. Невидимая сила отмечала свои неожиданные прикосновения холодным ветром, от которого по телу бегали мурашки. Накидка из красного бархата, островок уюта и простого человеческого тепла, давно соскользнула на пол, оставив её смуглую кожу на растерзание гуляющим по пещере сквознякам.
Что-то изменилось. Её лицо вытянулось в неясной тревоге, призрачная улыбка исчезла без следа. Спустя несколько мгновений она наконец поняла. Капелька пота скользнула между изогнувшихся лопаток, глаза округлились от страха. Голоса заплутавших душ неожиданно стихли.
Тишина давила на уши, неестественно густая и плотная. Нахмурившись, она сосредоточилась на давно заученных словах, вдохнула полную грудь воздуха, собираясь с мыслями и силами:
– Пророк. – Непривычно громкий холодный голос потревожил устоявшиеся клубы дыма. Подавившись от удивления, она закашлялась, и древнее заклятье так и осталось несказанным.
– Кто здесь? – тонкий голосок живого человека пронёсся под каменным сводом. Многократно искажённый подземным эхом, он показался жалким и слабым. Она закуталась в накидку, будто в поисках защиты. Голос, чьё эхо было напитано великой мудростью мироздания, внушал неподдельный ужас. Будто древний дуб, ветвистый и замшелый свидетель тысячи эпох, вдруг заговорил.
– Назови себя.
– Да… – сладко прошептал голос, полный тайного злорадства. Она обняла свои плечи, удивлённо озираясь по сторонам.
– Покажись! Яви свою сущность, заклинаю силой…
– Да-а. – Гораздо ближе, почти на ухо. – Я вижу тебя…
– Что? – запнулась ведунья. Тени и дым упорно хранили обычную форму, не желая раскрывать облик обладателя голоса. До конца не веря в происходящее, с сомнением посмотрела наверх. Огненное пятно, по-прежнему обеспечивающее её защиту ярким светом, слепило глаза, по углам запрыгали красные и синие отблески солнечного жара. – Невозможно! Явись или сгинь, нечисть!
– Да-а. Вижу. Слушай, дитя. Слушай, внимательно, ибо…
– Явись или сгинь! – упрямо повторила она, вставая на ноги. Тонкая полоска света, ведущая к выходу из Колодца, подсказывала единственно верное решение. Бежать. Бежать без оглядки, за помощью верховных прорицательниц.
– Да-а. Я вижу, что иначе не получится. Да-а. Придётся научить тебя покорности.
– Сгинь! – надломившимся голосом требовала. – Сгинь!
– Да-а.
Она сделала несколько неверных шагов в сторону выхода, но почувствовала неприятную дрожь в коленях. Подземный ветер вдруг усилился, угрожающе засвистел между сталактитами. Ведунья упала наземь, забыв о всякой гордости, и поползла на четвереньках, как ребёнок, цепляясь изо всех сил за спасительную светлую дорожку, обдирая ногти о камень.
– Да-а.
Резкий удар под дых. Она кубарем отлетела в сторону, впечаталась в стену. Хрустнули кости, из груди шумно выбило дыхание. Тряхнув головой, она утёрла брызнувшие слёзы и с ужасом осознала – полоска света мягко мерцала в десяти шагах. Тьма вокруг вдруг сгустилась, тени мёртвых обступили её, жалкую и беспомощную, со всех сторон. Ведунья крепко зажмурилась, не в силах вынести ужас происходящего.
Дикий вопль, многократно усиленный эхом, разнёсся по подземным залам. Два стражника, оставшееся у входа сопровождение, вскочили с насиженных мест, выставили копья в чернеющую пропасть входа. Крестьяне, по дурости записавшиеся в ополчение Ордена, они нерешительно переминались с ноги на ногу. Стайка сонных птиц, встревоженных холодящим душу криком, сорвалась с ближайших деревьев. Умирать не хотелось никому.
– Надо проверить, – сглотнул первый, до дрожи сжимая древко. – Пойдём?
– Да ну его. – Старые байки о Колодце с новой силой ожили в памяти. Колеблясь всё сильнее, они переглянулись. Долг боролся в их душе с неописуемым, нечеловеческим страхом. Казалось, любой, кто войдёт в объятья холодной темноты, обречён навеки. – Слышь, может, пронесло? Стихло вроде.
– Пошли-ка лучше в Форт, – предложил другой, осторожно пятясь спиной. – Расскажем, как было. Это ведь не в наших силах, пусть эти ведьмы разбираются. Ну или охотники.
***
Слухи разлетелись со скоростью чумы в дешёвом борделе. Ещё недавняя тайна высокого Магистрата скудными каплями просочилась в верховное офицерство, а оттуда, несмотря на все старания Хранителей, потоком самой наглой лжи и домыслов обрушилась на охотников. Тёмными вечерами слышались сиплые пьяные шепотки, сказанные украдкой тихие осторожные слова. Как известно, сплетни – лучший способ узнать правду, ведь в каждой, пусть самой нелепой, догадке таится толика истины. И, если хотя бы десятая часть последних вестей, донёсшихся до охотников, была верна, одно это оправдывало годы подготовки.
Люди говорили о страшном происшествии в Колодце предсказаний: неразборчиво и невнятно, о сошедшей с ума монашке и Грифонах, немедленно закрывших вход в монастырь для посторонних. Многое походило на дикие выдумки, бред скучающих писарей, но текст самого предсказания передавался из уст в уста, от одного к другому, без всяких изменений, словно святая истина, посягать на которую отчаются только последние грешники.
Впрочем, стоявшие над рекрутами сотники и учителя фехтования быстро отбивали желание слушать или рассказывать подобные байки тяжёлыми и бессмысленными наказаниями. А они, в отличие от аморфных слухов, были вполне реальными и крайне неприятными.