Лотерея (сборник)
Шрифт:
Первые несколько дней они перемещались по городу только на такси; в одной машине дверца не захлопывалась и была привязана веревкой — они с улыбкой переглянулись, — а где-то на третий день у такси, в котором они ехали по Бродвею, лопнула шина, так что им пришлось выбираться и ловить новое.
Время летело стремительно.
— У нас осталось одиннадцать дней, — заметила она однажды, а спустя всего-то ничего уже констатировала: — Шестой день, как мы здесь.
Они позвонили друзьям, встреча с которыми входила в программу, и те пригласили их провести уик-энд в летнем домике на Лонг-Айленде.
— При
Дни стояли ясные, но прохладные, осень давала о себе знать; одежда в витринах становилась все менее яркой и все более теплой, намекая на близящийся сезон мехов. Она ни разу не смогла пройтись по улице без пальто, а под него все чаще надевала жакет с юбкой. Легкие платья, приобретенные для этой поездки, бесполезно висели в шкафу, а она уже подумывала о покупке свитера — только ради Лонг-Айленда, поскольку дома в Нью-Гэмпшире свитеров было навалом.
— Я должна хотя бы один день посвятить шопингу, — сказала она Брэду, который издал тяжкий стон.
— Только не заставляй меня таскаться за тобой с кучей пакетов, — взмолился он.
— Тебе не выдержать целого дня шопинга, — признала она, — особенно после стольких прогулок по городу. Можешь пока посидеть в кино или еще где-нибудь в спокойном месте.
— Нет уж, я займусь своим шопингом, — сказал он как-то загадочно.
Она подумала, что Брэд, возможно, хочет выбрать для нее подарок на Рождество; ей и самой приходила в голову мысль купить рождественские подарки в Нью-Йорке — дети будут рады игрушкам, каких не найдешь в провинциальных магазинах. Посему она не стала допытываться и только напомнила:
— Может, заодно разберешься наконец со своими нью-йоркскими поставщиками.
Разговор происходил по дороге к еще одному старому приятелю, который, по его словам, обжился здесь каким-то чудом и заранее просил их не пугаться внешнего вида и внутреннего убранства здания. И то, и другое и впрямь угнетало; в мрачном подъезде им пришлось преодолеть три пролета узкой и темной лестницы, чтобы добраться до нужной квартиры. Этот их приятель переехал в Нью-Йорк совсем недавно, но уже владел двухкомнатными апартаментами и успел заразиться здешним пристрастием к жиденьким столикам и низеньким шкафам, из-за чего комнаты местами казались слишком большими для этой мебели, а местами выглядели захламленными.
— Здесь даже очень мило, — сказала она, войдя в квартиру и пожалела о сказанном после комментария хозяина:
— Когда-нибудь я выберусь из этой берлоги и поселюсь в действительно приличном месте.
В квартире оказались и другие гости, оживленно обсуждавшие примерно те же проблемы, какие сейчас обсуждались в Нью-Гэмпшире; однако здесь пили больше, странным образом не пьянея, голоса были громче, а выражения — заковыристее. В то же время меньше жестикулировали, обходясь движением пальца там, где нью-гэмпширский разговор потребовал бы широкого взмаха руки. Маргарет слишком часто повторяла:
— Мы приехали сюда на пару недель, в отпуск.
То и дело она восклицала:
— Это чудесно, это так волнительно!
И еще:
— Нам необычайно повезло — наш друг уехал из города, оставив нам…
Народу становилось все больше; в конце концов теснота и шум вынудили ее отойти к окну, чтобы перевести дух. На протяжении всего вечера окно то открывалось, то закрывалось каждым, кто оказывался поблизости, если только его руки не были заняты выпивкой и закуской. В данный момент оно было закрыто; за стеклом синело чистое вечернее небо. Кто-то остановился рядом, и она сказала:
— Только послушайте этот шум снаружи. Там галдят не меньше, чем здесь внутри.
— В кварталах вроде этого все время кого-нибудь убивают, — сказал незнакомец как бы между прочим.
Она нахмурилась, прислушиваясь.
— Теперь это не просто гвалт. Они повторяют одно и то же.
— Пьянчуги, — сказал он. — Обычное дело: напились и что-то не поделили.
И человек удалился, крепко держась за свой стакан виски.
Она открыла окно и перегнулась через подоконник; в окнах напротив тоже маячили люди и что-то кричали, а на улице собралась изрядная кричащая толпа. Она уловила только: «Эй, женщина!..» — и подумала, что кричать могут ей, поскольку все смотрели в эту сторону. Она высунулась еще дальше и смогла разобрать в нестройном хоре:
— Женщина, ваш дом горит! Эй, женщина…
Маргарет плотно закрыла окно, повернулась к людям в комнате и сказала, чуть повысив голос:
— Послушайте, там внизу кричат, что в доме пожар.
Она очень боялась попасть в глупую ситуацию, когда все станут над ней смеяться, а Брэд, краснея, будет глядеть на ее позор из дальнего угла комнаты.
— В доме пожар, — повторила она и, чтобы не выглядеть паникершей, добавила: — Об этом кричат снизу.
Несколько ближайших гостей повернули головы в ее сторону, и кто-то произнес:
— Она говорит, что в доме пожар.
Маргарет огляделась в поисках Брэда, но того нигде не было видно, как и хозяина квартиры; вокруг были только незнакомые люди. «Они меня не слушают, — подумала она. — Для них я пустое место». Тогда она направилась к входной двери и, открыв ее, не обнаружила в подъезде ни огня, ни дыма. «Но все же лучше быть снаружи, чем внутри», — рассудила она и, вдруг испугавшись, бросилась вниз по лестнице, без пальто и шляпки, но с бокалом в одной руке и спичками в другой. Лестница казалась безумно длинной, но задымления не было, и она благополучно выбралась из подъезда. На улице ее поймал за локоть какой-то мужчина и спросил:
— Все люди вышли из дома?
— Нет, Брэд еще там, — сказала она.
На перекрестке появились пожарные машины; зеваки в соседних домах высовывались из окон по пояс.
— Ну вот, приехали, — сказал мужчина, отпуская ее руку.
Как вскоре выяснилось, пожар был за два дома отсюда, но зрителям на улице показалось, что горит именно это здание, поскольку дым и зарево поднимались как раз над его крышей. Пожарные сделали свое дело за десять минут и отбыли восвояси с видом великомучеников, которым пришлось ворочать тяжеленные брандспойты из-за какого-то плевого десятиминутного пожаришки.