Лотосовый Терем
Шрифт:
Поэтому он запрыгнул в рыбацкую лодку и уплыл… в другое место…
Умирать в одиночестве.
Глаза Сяо Цзыцзиня покраснели — когда он умирал в одиночестве, был ли кто-то с ним рядом? Нашёлся ли кто-то, чтобы похоронить его, забрать его тело?
Он оглянулся, берег опустел, уже сколько-то времени раздавались всхлипы — несколько девушек в голубых платьях плакали в отдалении, лицо Цзи Ханьфо стало безжизненным, Бай Цзянчунь осел на землю, Ши Шуй, не проронив ни слова, направился обратно.
— Да где же ты умер? — задрав голову, протяжно крикнул Сяо Цзыцзинь. — Чтобы увидеть живым или отыскать твоё тело, закопаюсь на три чи в глубину, обойду всю Поднебесную, но найду тебя!
Два года спустя.
Побережье Восточного моря.
Деревушка Кэцо.
Деревушка Кэцо расположена недалеко от Юньцо, на берегу за ней сушатся рыболовные сети, живёт здесь чуть больше сотни человек, гораздо меньше, чем в Юньцо.
За домом кто-то выставлял на просушку сеть.
Этот человек отличался изящным телосложением и необычайно белой кожей, словно очень долго не видел солнечного света, но его правая рука висела вдоль тела — похоже, утратив подвижность. Он медленно поправлял сеть одной только левой, но казалось, занятие приносит ему удовольствие.
Вот только видел он тоже не очень хорошо, иногда ему приходилось работать на ощупь, иногда — подносить поближе к глазам, чтобы рассмотреть.
— Несносный Ляньхуа! — с криками выбежал из дома другой человек. — Я же сказал тебе послушно отдыхать в комнате, сам как трёхлапая кошка, глаза почти ослепли, а всё раскидывать сети бегаешь! Думаешь, мне легко добираться в такую даль из столицы? Ну зачем ты меня злишь?
Сушивший сети человек повернулся, увидел знакомое лицо, сощурившись, приблизился к Фан Добину и долго его разглядывал, как будто с трудом вспоминая, кто он такой.
— О, господин Ши, давно не виделись! — радостно воскликнул он.
Фан Добин рвал и метал!
— Господин Ши? Какой ещё господин Ши? Кто сказал тебе звать его так? Я — Фан Добин! Твою ж бабку, месяц не виделись, а ты помнишь только господина Ши? Да что он тебе дал? Я послал несколько сотен человек искать тебя по течению реки до самого моря, устал как собака, а когда нашёл, ты превратился в слабоумного, я даю тебе жильё, кормлю, одеваю, вожусь с тобой как нянька, почему же не слышу, чтобы ты звал меня господином Фаном?
Ли Ляньхуа снова сощурился, ещё раз внимательно оглядел его с головы до ног и расплылся в улыбке.
— А, глава Сяо.
Фан Добин аж подскочил, всем телом дрожа от гнева.
— Глава… глава Сяо? Этот ублюдок… Ты помнишь, что сделал этот ублюдок? Скорей забудь его, навсегда забудь… — Он схватил Ли Ляньхуа и принялся трясти, пока не почувствовал, что вытряхнул «главу Сяо» из его головы. — Кто я такой? Я — Фан Добин, нынешний фума, запомнил?
Ли Ляньхуа надоело разглядывать его.
— Фума, — повторил он, отвернулся и снова нащупал сети.
— Ты неблагодарный, бестолковый, бесстыжий и бессовестный разбойник! — бранился Фан Добин, размахивая руками ему вслед, но что поделать, этот человек, поглощённый своими рыболовными сетями, всё пропускал мимо ушей, к тому же, даже если бы услышал, вряд ли понял бы, о чём он говорит.
Неожиданно Фан Добин тяжело выдохнул, вытащил стул и уселся.
Несносный Ляньхуа выжил.
Течение реки вынесло лодку в море, а потом его подобрали рыбаки.
К счастью, он не погиб.
И пусть, когда его нашли, его правая рука потеряла трудоспособность, глаза почти не видели, он утратил ясность разума и стал бестолковым как собака.
Но… хотя бы живой.
Вот как сейчас, он не помнил ни правды, ни лжи, больше не был поразительно умным, хотел ловить рыбу — ловил рыбу, хотел выращивать овощи — выращивал овощи, хотел разводить кур — разводил кур, иногда грелся на солнышке да перебрасывался парой слов с соседскими дедушкой и бабушкой.
Разве плохо?
Разве плохо?
Глаза защипало. Он думал, что должен принять новую реальность, но всё ещё вспоминал того мелочного Ли Ляньхуа, который вместе с ним воровал кроликов из буддистского монастыря и с нежной и вежливой улыбкой говорил: «Ты и правда очень умный».
Теперь сушивший сети человек, уже мурлыкая какую-то непонятную мелодию, медленно выбрался со двора.
Прямо за задним двором его дома была песчаная отмель, а дальше — море.
На берегу с равнодушным видом стоял мужчина в тёмном халате, будто бы глядя на воду.
Ли Ляньхуа воровато оглянулся, радостно ощупал отмель — на песке было начертано девятнадцать горизонтальных и девятнадцать вертикальных линий доски для вэйци и лежало множество камешков. Он выровнял сторону «доски» и улыбнулся.
— Ты обдумал сто тридцать шестой ход?
Не оборачиваясь, тот мужчина помолчал, а затем бесстрастно произнёс:
— Я проиграл.
— Лян серебра, — лучезарно улыбнулся Ли Ляньхуа, протягивая руку.
— Ты правда не помнишь меня? — вдруг человек в тёмном, бросив ему лян серебра.
— Помню, — закивал Ли Ляньхуа.
Тот слегка вздрогнул.
— Я…
— Ты — человек с деньгами, — с серьёзным видом заявил Ли Ляньхуа.