Ловцы душ
Шрифт:
– А вдруг он тебя убьет? – испугался Малец. – Чтоб ты не проговорился…
– Не убьет, – уверенно ответил Дедко. – Тех, кто при жизни за Кромку ходит, людишки и по смерти боятся. Думают: такого убьешь, а он после смерти из Нави выйдет и отомстит.
– Правда, что ли?
– Может, и правда, может, и нет, – пожал плечами Дедко. – Умру – узнаю. А ты собирайся давай. Поснедаем и пойдем. Надобно нам от этих не сильно отстать. А то они конные, а мы нет. Поторопимся.
– Конные? – удивился Малец. – А где ж их лошадки?
– В сельце оставили, – сказал Дедко. – Ко мне – побоялись. Вдруг
Бурый поглядел на черный комок на дне глиняной плошки. Глянешь: кусок смолы, не более. А истинным зрением посмотришь… Страшно.
Правде научил его Дедко. Страх повелевает всеми. Внятный, невнятный, видимый, невидимый. Страх – он везде и всегда. Явь – его мир. Мир страха. А в ком страха нет, тот ей, Яви, не подвластен. Ни силам ее, ни властям, ни богам. Однако ж и Явь – не его. И живым такого назвать нельзя. Не жизнь он, а нежить.
Глава седьмая
Идти до Изборца пешком всю дорогу не пришлось. Обоз подвернулся. Купец ведуну не отказал. Дал место на повозке и даже кормить обещался. Взамен Мальца обязали помогать с лошадьми. Дедку ни о чем не просили, однако он сам отплатил: вылечил язву у одного из холопов и заговорил больной зуб самому купцу, за что тот подарил Дедке хорошие новые сапоги. Тоже сам. Дедко платы не просил.
– Люди торговые, – сказал он после Мальцу, – бывают двух нравов. Одни за резан удавят и каждой медяшке счет ведут. Другие верят в свою удачу, по мелочам не выгадывают и одаряют щедро. Они думают: барыш и так не мал, а будет еще больше. Так зачем крохоборничать?
– А кто богаче? – заинтересовался Малец.
– То по-разному, – ответил Дедко. – Но щедрые – счастливее. А нашему повезло, что он такой. Спросил бы серебра за подвоз, получил бы серебро. И только. А теперь жизнь получит.
– Это что ж, он от своего больного зуба помереть мог? – спросил Малец.
– От зуба – нет. Но мог. Метка Морены на нем. Была.
– Ты снял! – восхитился Малец. – А ему почто не сказал?
– А зачем? Он – человек. Ничего такого не видит, не чует. Решил бы, что вру я. Да и не снимал я ничего. Сама ушла, как только он нас принял. Видать, провинился он в чем-то перед Хозяйкой. А может, судьба поменялась. Там поглядим, что выйдет.
Вышло второе.
Изловить купца хотели. Семеро корел. Подкрались ночью. Хотели тишком, да не получилось. Дедко учуял, разбудил вовремя купца, обозных. Встретили стрелков стрелами. Шестерых подбили, седьмой корел ушел. Недалеко. Дедко его заплутал и в топь завел. Подарил болотнику.
Ладно получилось. А без Дедки взяли бы обозных врасплох.
Издали Мислав изборский, Сволотой [1] прозванный, гляделся грозно: борода широкая, шапка высокая, бархатная, жемчугом шитая, рубаха верхняя – из неведомой блестящей ткани, плащ красный, сапоги узорчатые, пояс золотой, а на поясе меч в ножнах, что камнями так и сверкают.
1
Отмечу, что старинное значение этого слова было другим. От «волочить». А негатив, предположительно, возник от прозвища разбойников, промышлявших на волоках.
А вот вблизи князь оказался – не очень. В плечах перекос, глаз дергается, суставы пальцев раздуты и покорежены. Такой рукой меч не удержать.
Дедко князю поклонился… сдержанно. Мальца, однако, заставил – в пояс.
– Ученик мой, – сказал. – Помру, на мое место станет.
Первый раз он так – о Мальце.
Только без толку. Князь все равно всех выгнал и Мальца – тоже. Оставил только Дедку.
О чем говорили, ведун пересказывать не стал. Посадил Мальца травы растирать для зелий, а сам ушел куда-то и явился только к ночи, злой-презлой.
– Дедко, я голодный, – всё же не утерпел, пожаловался Малец.
Дедко зыркнул зверем, выскочил из клети, а когда вернулся, рявкнул:
– Со стола всё – прочь!
Малец поспешно прибрал всё со стола на ларь.
Только закончил, как появились княжьи челядины. Яств принесли – на десятерых. И не простой снеди, а, видать, с княжьего стола, потому что приправами пахло такими, коих Малец никогда не нюхал. Да еще стол льняной скатертью застелили.
Только вот воняло от челядинов страхом так, что даже этот диковинный запах перебивало. А Малец даже загордился. Видел, что не только Дедку боятся, но и его тоже. Пусть немного совсем, но то ли еще будет.
– Вот мне более делать нечего, как о твоем брюхе радеть, – проворчал Дедко, глядя на лопающего всё подряд Мальца. – Сам не мог холопов позвать?
– Ну я…
Малец хотел сказать: «Да кто ж меня слушать станет?»
Но понял: стали бы.
– Поешь и со мной пойдешь, – буркнул Дедко. – Думал: брать тебя, не брать, но вижу – пора. Скоро тебе силу принимать. Пора тебе поглядеть, каково это: Морене служить. И каковы есть власти-правители, тебе поглядеть полезно. И как с ними управляться – тоже.
– Как будто земляной зверь выел, – пробормотал Малец, разглядывая лоснящиеся от влаги стены и вдавленные в почву круглые камешки.
– Не зверь, – отозвался Дедко. – Вода это. Река.
И верно. На дно похоже. Такое жарким летом бывает, когда речки превращаются в ручейки.
– А куда вода делась?
– Увели ее.
– Кто ж реку может увести, да еще подземную? – не утерпел старший из воев. Любопытный оказался.
– Ранешние могли, – снизошел до ответа Дедко. – Что тут допрежь жили. Были среди них… умельцы. Не нам чета.
– Ужель тебя посильней? – с уважением спросил гридень.
– Куда мне, – усмехнулся Дедко.
– Далеко еще? – недовольно проговорил князь.
«Вот нетерпеливый, – подумал Малец. – На руках несут, а он все равно ворчит».
Не нравился Мальцу князь изборский. Воняло от него. Болезнью, страхом, злобой. Как от больного старого зверя.
– Уже, – Дедко остановился, пропуская воев вперед. И Мальца придержал. – Здесь, княже.
Факелы высветили пещерку шагов полсотни длиной и чуть поменьше – поперек. Посреди – большой плоский камень. Вокруг – с дюжину поменьше.