Ловцы душ

Мазин Александр Владимирович

Малец сел. Дедко этих двоих не боялся, и он не будет. Есть не хотелось совсем. Вот меду разве что…

– Пошел прочь, говорю! Тут тебе не леший правит, а княжий наместник! А я его человек!

– Ругаю, значит, служишь… – Дедко закинул ломтик в рот, огляделся… И вытер руку о рубаху второго, здорового.

Тот так удивился, аж глаза выпучились.

– Ругай – муж правильный, – как ни в чем не бывало продолжал Дедко. – Что до тебя, так тебя я не знаю… – И совсем другим, угрожающим голосом, здоровому: – Ты ударь меня, ударь. Враз рука отсохнет. – И снова прежним, ласковым: – Караван твой мне не мешает, да и люди твои. Я ж наверху спать буду.

– Я наверху спать буду! – завопил дородный. – А ты – в навозе за воротами. Пшел прочь! Эй ты! Выкини его отсель.

Это он – хозяину здешнему, который самолично им яства подносил, когда Дедко ему горсть серебра отсыпал.

– Уважь просьбу, колдун, – тон у хозяина просящий, но твердый. – Он – княжий человек и товары у него – княжьи. Всегда тут останавливается. А ты… – решившись: – Тебе я деньги твои верну, за то, что съел, возьму только.

– Вот же пиавки, – обращаясь исключительно к Мальцу, сообщил Дедко. – И поесть не дают, и денег требуют.

– Да ты уж сожрал… – начал хозяин двора.

И осекся.

И попятился от Дедкиного взгляда.

– Ты не понял меня, человек, – с угрозой протянул Дедко. – Мне тут хорошо сидеть. И спать мне у тебя хорошо будет. А по-другому – не будет. Потому что когда мне хорошо, тогда всё ладно, а когда мне плохо… – Дедко поднял палец с кривым сплющенным ногтем и нацелил на дородного: – Это значит, всем плохо. Всем. Ты меня понял, княжий холоп?

– Ну всё теперь! – выкрикнул дородный. – Не хотел по-хорошему, будет по-плохому.

И кинулся наружу. Большой – за ним.

– Зря ты с ним так, – злобно пробормотал хозяин двора. – Сейчас с гридью вернется и в поруб тебя! А мне от наместника – укор!

Дедко усмехнулся:

– Дерзишь. И за то будешь наказан, – сказал он. – Не твоя ль там женка? – Палец указал на молодку, прибиравшую со столов.

– Моя, а тебе…

– Со мной ночью будет, – перебил Дедко. – Соскучился я по бабьему мясцу!

И потянулся с хрустом.

– Да ты…

Вернулся давешний крикун. С ним – пара воев. Обоих Малец сегодня видел. Из тех, что отвели их с Дедкой к наместнику.

– Вот этот! – закричал дородный, указывая на Дедку. – Всыпьте ему да в поруб!

Вои глянули на Дедку… И остановились.

– Этого не будем, – пробасил тот, что постарше. – Батько велел этого не замать.

– Да как же… Княжье добро…

– Добро – твоя служба, – строго произнес старший. – Не наша.

Кивнул Дедке. Уважительно. И Дедко ему – так же. Но сидя.

И оба воя ушли.

– Ах ты ж… Да я… – Дородный поискал, на кого выплеснуть гнев и нашел: – Чтоб я к тебе еще раз! – заорал он на хозяина двора. – Ты… Больше ни грошика, ни резана!

– А я что? – возмутился хозяин. – Я ж…

– Надоели! – по-особому, по-медвежьи зло рявкнул Дедко.

Крикуны осеклись.

– Не будет у тебя еще раза, – колдовской ножик оказался в руке Дедки. – Мары придут за тобой. Я сказал. А ты… – поворот к хозяину двора: – Тебе урок назван. Будет исполнен – прощу.

И пошел наверх, в комнатку, за которую заплатил. Спать.

Малец хотел за ним, но Дедко за рогожу не пустил. Бросил на земляной пол тюфячок, набитый соломой, мол, здесь будешь спать, снаружи.

Малец, понятно, не спорил. Устроился и заснул сразу. Устал.

Проснулся от крика. Баба кричала. Надрывно так, будто рожала. Там, за рогожей, где Дедко ночевал.

Малец вскочил, хотел сунуться, глянуть, чего там?

Но его крепко ухватили за рубаху и обратно, на тюфячок.

Хозяин двора.

Баба вновь заверещала, а у хозяина морда скривилась, будто больным зубом твердое прикусил.

Малец вспомнил, какую плату потребовал с него Дедко – и пожалел мужа. А тот, словно угадав жалость, обнял Мальца, прижал, по голове погладил.

Мальцу такое непривычно было. Его кроме мамки никто не одарял лаской. Да и мамка – редко и давно.

Баба перестала орать… И вдруг замычала по-коровьи, густым басом. Раз, другой, третий…

– Дядька, больно! – вскрикнул Малец.

Хозяин двора тут же ослабил хватку.

– Бедняк ты бедняк, – жалостно пробормотал он и снова погладил по голове.

Малец не понял, почему он – бедняк. Но спорить не стал. Видел в темноте, какое у мужа лицо.

За рогожей стихло. А потом Дедкин голос четко так произнес:

– Вишь какая у меня коряга бравая!

Внутри захлюпало. Будто кто белье мокрое о доску отбивал, и баба заухала сначала, а потом опять заревела.

И так до самого рассвета.

– Бабы они как: видят, чего им желается. Хошь князем стань, хошь первым волохом, – сказал Дедко Малому за завтраком.

Подумал немного и добавил:

– Да и мужи не лучше.

А еще попозже:

– Все такие: людь, чудь, кривь, все. Кроме нас. Однако ж ни мы без них, ни они без нас – никак.

* * *

Бурый поглядел на лежанку, где раскинулась вольготно жопастая девка, пришедшая под новый месяц ворожить справного жениха и удумавшая, что Бурый примет в уплату девкины потешки.

Бурый не отказал. Теперь девка его и тешит, и нежит, и хозяйство ведет. Пока не наскучит.

А жених у нее будет, и прибыток. Уговор есть уговор.

Он, Бурый, к женскому телу лаком. Куда там Дедке. Хотя кто знает, каким был старый ведун, когда еще не был старым?

Хотя Бурый всяко покрупней Дедки вырос. Ну, так на то он и Бурый.