Ловцы душ
Шрифт:
– Ничего себе! – удивился я. – Бандиты? Дуэль?
– Куда-а там, – повторил он. – Конкуренция, не бандиты.
– Конкуренция?
– Рита. Златовласка. Это вам о чём-то говорит?
Говорило, и много. Но я пока не собирался сообщать об этом Риттеру.
– И? – спросил я.
– И она выцарапала ему глаза, то есть глаз. Один. За то, что написал о ней балладу, где назвал её Ритой Плоскодонкой. И с тех пор все только так о ней и говорили, а как приезжала на спектакли, смеялись ей прямо в лицо. Ах, мастер Маддердин, женщины очень чувствительны по поводу своих прелестей...
Я был рад,
– За Педро. – Я поднял кружку. – Чтобы ему оставшийся глаз хорошо служил!
– За Педро, – подхватил Риттер, стукая своей кружкой в мою. Хорошо, что я немного отдёрнул руку, ибо, без сомненья, в противном случае он разлил бы обе порции напитка.
Приглашение во дворец, занимаемый польским посольством, честно говоря, меня поразило. О моём пребывании в столице не знало даже местное отделение Святого Официума, хотя вежливость обязывала, чтобы, даже не находясь на службе, я доложился начальнику Инквизиториума, которым в настоящее время и в течение многих лет был Лукас Эйхендорф. В этот раз, однако, я не выполнил этой формальности, так что мне было интересно, откуда польский посол – воевода Анджей Заремба – узнал о пребывании вашего покорного слуги в Аахене. Ну, и интересно, чего он от меня хотел...
Здание, занимаемое поляками, находилось прямо за собором Иисуса Триумфатора, посреди большого красивого сада. Это был двухэтажный дворец с башней в форме купола, ко входу вели белые колонны и широкие мраморные лестницы. Охранникам у ворот я показал письмо с печатью, и после этого слуги без промедления провели меня в комнату, которую занимал посол. Воевода был высоким пузатым мужчиной с длинными седыми усами и черепом, окружённым венком столь же седых волос. У него были улыбающиеся голубые глаза и мясистые губы, выдающие обжору и лакомку. С виду он напоминал богатого весёлого купца или благодушного помещика. Но из того, что я знал, он не был ни весёлым, ни благодушным. Зато был невероятно богатым. Польское посольство въехало на улицы нашей столицы, ведя сорок рысаков благородных кровей, каждый из которых был подкован золотыми подковами. И поляки не переживали, когда кони их теряли. Безусловно, к огромной радости черни. Видимо, было даже несколько убитых в яростном бою, который наши горожане устроили за золотые подковы.
– Ваша милость. – Я поклонился настолько глубоко, чтобы поклон можно было считать достаточным доказательством уважения, но не настолько, чтобы его восприняли как признак подобострастия.
– Садитесь же, садитесь, мастер инквизитор – предложил Заремба на латыни. – Гость в дом, Бог в дом, как говорят. – Жестом он приказал слуге, чтобы тот положил мне еды и налил вина.
Я поблагодарил, садясь в кресло, обитое пурпурной шёлковой камкой.
– Вы слышали о происшествии, которое случилось во время аудиенции, которую соизволил дать нам Светлейший Император? – Прямо спросил он без предисловий.
– Кто не слышал, господин. Весь город…
Он покивал головой, на вилку с двумя зубьями насадил огромный кусок мяса, прожевал и запил вином. Слуга тут же наполнил его кубок.
– Пейте, инквизитор, не люблю заливать глаза в одиночку.
Я послушно взял кубок и выпил, рассматривая этот дорогостоящий сосуд. На основании стояла фигура бородатого Атласа, который мощными руками поддерживал чашу кубка, словно небесные своды. Естественно, всё это было вырезано из золота, а на боку чаши красовалось изображение вставшего на две лапы льва, возвышающегося над шлемом в короне. Герб рода Заремба. Я выпил. Причмокнул, ибо вино было действительно высшего сорта. Слуга немедленно долил мне дополна.
– Странное происшествие, вы не находите?
– Я согласен, ваша милость. Но уже древние врачи писали, что безумие проявляется у некоторых людей как гром с ясного неба. Бывает следствием переутомления, чревоугодия, пьянства, жизненных трагедий... Таится, как змея, беззвучно, невидимо, чтобы внезапно напасть и укусить со всех сил.
– Может быть. – Он выпил снова, сильно наклоняя голову назад. Его щёки покрылись лёгким румянцем. – Пейте, пейте, – поторопил он меня.
Воевода, как видно, был человеком, не чурающимся удовольствия выпить, а поскольку вино из его запасов было высшего качества, то я мог только радоваться, что он не имеет привычки экономить на гостях.
– Я слышал о вас, – сказал он, казалось бы, не в тему. – Мне стало известно, что вы друг друзей. – Я почувствовал на себе изучающий взгляд голубых глаз.
– Я стараюсь помогать ближним, когда они в беде, – ответил я.
– И правильно. – Поляк кивнул головой. – Значит, теперь вы поможете мне.
Не скажу, что не ожидал подобного поворота дел, но не скажу и того, что меня не смутил факт столь быстрого исполнения ожиданий.
– Я верный подданный Светлейшего Императора, – сказал я осторожно.
– И правильно, – повторил воевода. – Вашу верность никто не собирается подвергать испытанию. Каждый подданный должен хранить верность своему сюзерену, ибо именно так, и не иначе, устроен мир. За здоровье императора! – Он поднял кубок.
– Послушайте, инквизитор, – продолжил он, когда мы уже выпили тост. – Я знаю, что вы человек опытный в раскрытии всякой пакости, которую Сатана в злобе своей насылает на люд Божий. И именно для этого вы мне и нужны.
Я понял, конечно, что речь идёт о раскрытии тайн, а не пакостей, тем не менее, я мысленно улыбнулся. Только мысленно, ибо воевода не производил впечатления человека, которого бы позабавило, что на его ошибки указывает кто-то более низкого статуса.
– Если у вас есть какие-либо подозрения о колдовстве или ереси, господин, может, следует официально уведомить Инквизиториум…
Он грохнул кулаком по столу, аж задрожали тарелки и кубки, а я прервался на полуслове.
– Сто золотых дублонов, – объявил он, – за ваше время, усилия и способности. Ещё три сотни, если найдёте то, за что стоит платить.
Взглянул на мой наполненный (снова!) до краёв кубок.
– А вы что? Обет воздержания?
– Со всей определённостью, нет, господин, – ответил я. – И покорнейше прошу, чтобы вы позволили мне поднять этот кубок за здоровье знаменитого короля Владислава.