Ловцы душ
Шрифт:
Ну да ладно, вернёмся к епископской форме. Я не смог пересилить себя и надеть странные панталоны и канареечный кафтан. К счастью, я подобрал в оружейной хорошие кожаные сапоги, подбитые железом, стальные поножи, кольчужную рубашку и приличный шлем с широкой стрелкой и спадающей на плечи бармицей. Единственным, что доказывало, что я слуга епископа, был белый плащ с жёлтым сломанным крестом.
Я бы предпочёл, правда, мой собственный чёрный плащ с серебряным крестом, но что ж: так портной сшивает, как ему материи хватает.
– Ваше благородие? – Офицер охраны поклонился, увидя цвета
– И где эта квартира?
– У рынка, господин капитан. Таверна «Под сломанным топором».
– Откуда такое название? – Удивился я.
Знаете ли вы, сколько человек может узнать о мире и истории, спрашивая о названиях постоялых дворов или таверн? О каждом из них местные жители знают какую-нибудь историю, и иногда эти истории весьма любопытны.
– Во время первой войны с Палатинатом местного кастеляна казнили во дворе этой таверны, ваше благородие. Но солдат, который рубил ему голову, так сильно ударил по колоде, что и голова слетела, и топор лопнул. Значит, рукоятка...
– А это красиво. – Я покачал головой и проехал через ворота.
Я был удивлён, что легат остановился в таверне. Я скорее ожидал бы, что он остановится в каком-нибудь приходе, в одном из хеймских монастырей или в усадьбе богатого купца. Особенно много хорошего я слышал о красивом и богатом монастыре иозефитов, но, видно, Верона предпочёл находиться в центре событий, а не в молитвенной тишине монастыря.
Город был переполнен и полон суеты. На улицах было полно дворян, императорских солдат и всего того сброда, который во все века сопровождает любую армию. Торговцы, нищие, продажные девки, циркачи – всё это кишело на улицах Хейма с одной целью – как можно быстрее и толще набить себе кошелёк благодаря войне. И я не думаю, чтобы шлюхи принимали императорские долговые листы. Насколько мне известно, эти дамы необычайно редко дарят свои ласки иначе, чем за наличные деньги. Конечно, для бедного Мордимера делались определённые исключения, но я подозреваю, что, среди прочего, по причине печальной превратности судьбы моей подруги Лонны, которая когда-то заведовала самым известным публичным домом в Хезе и которую в результате несчастного стечения обстоятельств сожгли на костре. Хезская молва утверждала, что произошло это по моей вине, а я, в смирении своём, не опровергал эти слухи.
Рынок, забитый до предела и наполненный галдящей толпой, мы нашли быстро, поскольку грязная дорога вела прямо к нему, как по линейке. А таверна «Под Сломанным Топором» оказалась крепким двухэтажным каменным зданием, к которому примыкали конюшни. На дворе и в самом деле стояла прогнившая колода, и я догадался, что это память о бесславной (а может, славной?) смерти кастеляна. Двор был полон людей. Кто-то выводил лошадей, кто-то тащил бочку со склада, возница с ожесточением хлестал коня, который не хотел тянуть заполненный до отказа воз, а кучка детей бросалась друг в друга комками, слепленными из грязи. Я поднял с земли камень в форме тарелочки и ловко бросил в кучера. Попал ему в затылок, и мужчина упал на колени. Он огляделся вокруг бессознательным взглядом, кнут выпал из его рук. Однажды, правда, я убил
Я схватил за шиворот пробегающего мимо конюха. Он попытался вырваться, но я держал крепко.
– Здесь ли его милость легат Верона?
– Здесь, господин, здесь! Весь трактир занял со своими людьми!
Я отпустил его и соскочил с седла.
– Ждите, – приказал я своим и направился в сторону входа.
У двери стоял с нахмуренной миной папский придворный и потягивал из большого глиняного кубка.
– Капитан из Хеза, – почти закричал он, когда меня увидел. – Идите, человече, отец Верона со вчерашнего дня вас ждёт!
Не понравилось мне это его «человече». Я подошёл, вынул кубок у него из рук и понюхал. Он глуповато уставился на меня. У него были маленькие мутные глазки, видно, он уже долго угощался напитком.
– На службе не пьют… человече. – Я вылил содержимое кубка на землю.
Потом я вложил пустой сосуд ему в руки и вошёл внутрь. Из-за спины до меня донеслось приглушённое проклятье, свидетельствующие о том, что дворянин был не лучшего мнения о моей матери. Я даже не обернулся, ибо и я не питал к своей родительнице особого уважения. Тем не менее, я надеялся, что мы ещё успеем когда-нибудь поговорить об отсутствии уважения с его стороны.
Легат Лодовико Верона оказался высоким худым человеком с птичьим лицом и острыми серыми глазами. Насколько я знал, он всегда одевался в чёрное, не иначе было и сейчас: он был одет в бархатную блузу с чёрным воротником вокруг шеи и широкими рукавами. Когда он двигал руками, казалось, что он хочет расправить крылья и взлететь. Все знали, что он никогда не носил сутану, хотя и был монахом. Вернее, все думали, что он был монахом, потому что многие называли его «отцом».
– Капитан Маддердин, – сказал он, растягивая слова. – Я ожидал вас раньше. Садитесь. – Он указал на стул. – И попрошу бумаги.
Я послушно достал опечатанные документы, полученные от епископа Хез-Хезрона.
– Как там Герсард? Подагра? Пьёт?
– Насколько я знаю, в последнее время Его Преосвященство находится в добром здравии, – ответил я дипломатично.
Легат сел напротив меня и сложил руки. У него были длинные пальцы с распухшими суставами и отполированными ногтями.
– У вас было шесть человек, Мордимер. Вы позволите, капитан, называть вас по имени, не так ли?
– Это большая честь, ваша милость.
Он недовольно посмотрел на меня.
– Не перебивай, когда я говорю, Маддердин! Я задал риторический вопрос и не собирался слушать твои нелепые ответы.
Я замолчал, и он улыбнулся одними губами. Губы у него были тонкие, бледные и потрескавшиеся, словно высохшие на солнце червяки.
– Хороший мальчик, – сказал он. – Быстро учится. Теперь скажи, куда делся шестой вояка?
– Я его повесил, ваша милость.
– Повесил... Ха! А за что, позволь осведомиться?
Он встал, прошёл за мою спину, и я услышал, как он наливает что-то себе в кубок.