Ловцы и сети, или Фонари зажигают в восемь
Шрифт:
Она замолчала, выхватив из памяти дорогое и хрупкое воспоминание. Выхватила, точно набрав в ладони кристально чистую воду из самой священной реки и пытаясь увидеть в ней своё отражение. Она очень любила себя, когда была влюблена. И любовь к себе, взращенная на любви к кому-то, была намного важнее.
– И кто был этот жгучий мачо?
Ироничная капля чернил плюхнулась в священную реку, всё перепачкав, но Алёна, возвысившись на крыльях давно остывшей любви, не акцентировала на этом внимания.
–
– Ох, уж эти институты… Колыбели разврата. А почему ты тогда не с ним? – продолжал несильно, но точно покалывать Вова.
– Я ему даже не сказала об этом, – недовольно фыркнула Алёна – как кто-то смеет иронизировать по поводу самого священного чувства дважды подряд? Но недовольство, конечно, имело сноску внизу страницы для Вовы.
– Какой смысл в любви, если не говорить о ней? – развёл логичными руками он.
– Очень даже большой, – не менее убедительно развела руками-крыльями она. – Тихая любовь, думаю, даже… ммм… чище. Искреннее. Ярче. Душевнее.
– Да ну?
– Ну да.
– А разве чистая любовь – это не любовь реализованная? – усомнился Вова.
– Как это, реализованная? – удивилась Алёна.
– По законам людей – кольцами на безымянных пальцах. Физически – в постели. Во времени – в детях.
– Звучит как-то чересчур расчётливо.
– Зато правда. А почему ты ему ничего не сказала? Не забудь, что ты всё равно скажешь правду в мыслях. Ты ведь не хочешь учиться их закрывать.
– Да ты и сам знаешь. Я ж такая классная вся, модная и прекрасная фифа. А он так… – Алёна махнула крылом жар-птицы с прекрасным переливом перьев, – будущий врач.
* сноска для Вовы.
– Ну да, – Вова провёл рукой по коротко стриженному затылку. – Будущий никто в безликой очереди за смертью. А ты не думала, что можно не познать настоящей любви, если бояться о ней сказать даже человеку в статусе «никто»?
– Ну, я уже познала другую любовь. К жизни в целом. К себе любимой, разумеется. К друзьям и подругам. К родным. К брату. К маме… А потом было лето 2001 года… И любовь оборвалась.
Всегда внимательные уши Вовы навострились. Зрачки неприлично расширились. Мысли ощутимо зашуршали в голове.
– Интересно…
– Да конечно, интересно тебе, – протестующе ёрничала Алёна. – Сейчас начнёшь мне рассказывать, что это всё другое, что это привязанности и к любви они не имеют отношения, и что родных не выбирают и ты любишь их по факту, а настоящую любовь нужно именно найти самому, самому найти свет, который озарит тьму твоей жизни, да?
Вова, шелест мыслей прикрутив, улыбчиво-удивлённо посмотрел на
– Херасе, как ты разложила, я на лопатках, – белофлагово он поднял руки вверх. – Да нет. Меня дата заинтересовала.
– Почему?
– Из-за года. Это было третьего августа?
– Ну да…
Вова нахмурился. Лицо его, огрубев и затвердев губами, застыло в гранитных очертаниях. Карие глаза его, краплёные янтарём, спрятались за окаменевшими веками. Неподвижно замерли черты. Дыхание плавно замедлилось. Для Алёны это был очевидный знак – Вова погрузился в какие-то крайне серьёзные и тяжёлые раздумья.
– Ну и? Что у тебя связано с этой датой? Вов?
Она чуть погодя аккуратно тормошила его за плечо, бегло похлопав непонятливыми ресницами.
– Подожди…
Лицо его разгладилось и посветлело, тело распрямилось и расслабилось, точно на секунду став прямым продолжением сознания, его физически идеальным выражением. Вова открыл глаза.
– Нужно было заглянуть в чертоги разума. Точнее в те новые ящики. Не появилось ли чего-нибудь в том, что открылся первым?
– Появилось?
– Да. Ключик. Небольшой. Причудливый.
– Что он может отпирать?
– Пока не знаю. Ключ не простой, напыщенный, винтажный. Явно не имеет отношения к дверям, которые я открывал в жизни.
Вова перевёл укоризненный взгляд на Алёну, где каждый хрусталик по отдельности кричал: «Понимаешь, на кого мы намекаем?!»
– То есть ключ из твоего сознания должен открыть дверь для меня?
– Может быть. Ты не хотела куда-то попасть, куда попасть не могла, с моей помощью?
– Надо подумать…
Алёна молчала некоторое время, в раздумьях пройдясь взглядом по фиолетовым облакам и закатным лучам-ручьям, их пронзающим, поверхностно скользнув бездонной зеленью глаз по красоте заката, перетекающему из окна в окно. Из зрительных образов должны были восстать недавние мысли, относящиеся к Вове и каким-то странным образом отождествляемые с крышей и заходом любимой звезды. Но не восстали – думалось плохо оттого, что было хорошо на душе, точно хмель переспелого лета ещё играл в жилах. Было как-то светло, уютно, как будто был достигнут баланс внутреннего и внешнего. Душевное сальдо.
– Вспомнила кое-что, что хотела у тебя спросить. Ты должен разбираться в таких вещах.
– Почему нефть дешевеет, а бензин дорожает? Ну, бензин – это как полупроводник в электричестве, только в данном случае это «полупроводник» в смесях лёгких углеводородов. Короче, дорожать может, а дешеветь нет. Система «ниппель» – туда дуй, обратно – ху…
– Я начала ходить во сне, – прервала скабрезную юмореску Алёна. – Может, это имеет какое-то отношение к этому ключику?
– Может. Детали?