Ловцы и сети, или Фонари зажигают в восемь
Шрифт:
– Аж есть захотелось, – блеснул острыми зубами, облизнувшись, волк. – Ладно, давай дело доделаем. Положи находку обратно и закрой крышку.
Алёна бережно уложила гранит и закрыла ларчик на ключик, но поднять тайник с загадкой не смогла. Чудовищная гравитация примагнитила сундучок к земле намертво.
– Не могу и все, прикинь! – жаловалась в напрасных потугах она.
Волк тяжело вздохнул:
– Вот с этого всё начинается, а потом «открой мне банку с закруткой», «давай назовём сына Цезарем», «ты глянь какая курица пришла в «Давай поженимся!». – Волк с лёгкостью подхватил ларец зубами и бросил его на дно глубокой, прохладной, чернозёмной, переплетённой
– А как бы ты назвал сына, если не Цезарем?
– Гай или Юлий, – пожал саркастичными плечами чёрный волк.
– Не поспоришь. Что делаем дальше?
– Сеанс окончен. Вот держи, – волк бросил Алёне фотоаппарат, неведомо как оказавшийся в его зубасто-клыкастой пасти.
– Просто сфоткать тебя? А что потом?
– Я исчезну, а ты пойдёшь дальше путешествовать по своим снам. Раз уж бабушка не дала тебе ловца снов, он будет твоим оружием из реального мира. Если встретишься с угрозой – просто сфотографируй; так же как и любого сомнительного путника, осознавшего реальность сновидений, вроде меня.
– Интересно, – Алёна занесла палец над кнопкой, на волка объектив направив. – Жаль, нельзя этот кадр взять с собой. Видел бы ты себя!
– Считаю, что я прекрасен всегда. А что касается именно фото, то, может, какой-то способ и существует, просто я об этом не знаю.
Алёна опустила глазок объектива, задумавшись.
– А может, ещё немного побудем вместе? Это же так необычно.
– Предлагай. Только без пошлостей. А то потом начнёшь рассказывать, что во сне не считается, – довольный волк показал язык.
Алёна надула губки, насупила бровь и дельно огляделась, через секунду расправив лицо:
– А вопрос-то хороший…
– Вот так всегда бывает. Во сне, в каждоночной сказке, мы можем делать всё, что хотим, но не делаем. В мире неисчерпаемых возможностей мы грязнем в бытовой жиже. Попусту грезим о работе, о домашней рутине и по новой переживаем всякие глупые ситуации, наш обычный день наполнившие, – философствовал волк, усевшись на пень и закинув одну заднюю лапу на другую.
– Давай на крышу рванём, как обычно, – пожала плечами Алёна. – Чё выдумывать. Раз не получилось там встретиться, то хотя бы расстанемся там.
– Твой сон. Ты заказываешь музыку.
– Но ты же тоже участвуешь.
– Я только меняю пластинки.
Алёна вышла из пахучих теней леса на залитую светом долину снов, выцеливающую глаз бликующими и резвящимися перекатами трав с ходящими по ним валами легкотелых тёплых ветров. Волк вышел следом. Алёна окинула взором просторную даль и щелчком пальцев возвела вокруг новую локацию, быстро пристрастившись к пространственным изменениям: город частично пророс из земли, частично выпал с небес. Алёна и волк оказались на крыше самого высокого здания города, в то время как живое воображение широкими мазками приукрасило картину сна. Позади небоскрёба возник привычный глазу полис, с другой стороны высоченной недвижимой стеной раскинулся умиротворённый океан. Волны колыбельно завивались и расстилались по поверхности крыши, напевая пеной, плавно растворяющейся в бело-песочном побережье. Солнце, быстро расплавившись, утонуло в глубоководном горизонте, напоследок ярко вспыхнув под водой своим двойником, – гало последними лучами цеплялось за крыши домов, норовя утащить мир за собой. Смеркались этажи, снотворная реальность погружалась в поэтичный сумрак быстро затянувших мир теней. Россыпь громадных звёзд драгоценно заблистала среди аврор, засветивших спящее небо крыльями разноцветий, норовя посыпаться прямо в руки. Среди полупрозрачных облаков порхали
Вова медленно превращался в человека, чёрная шерсть его опадала, звериные лапы перевоплощались в человеческие руки и ноги.
– Странно, здесь луна светит, а ты, наоборот, становишься человеком, – подметила нестыковку теперь улыбчивая Алёна.
– Так я под действием твоих чар им становлюсь. Ты мне хоть шорты придумай, не ходить же нагишом перед леди, – сказал, полчеловека спустя, Вова. – Раз сама так легко меняешь одеяния.
– Я подумаю.
Алёна с доброй усмешкой наблюдала за оборотневой трансформацией Вовы, который, оперативно разогнувшись, встал на вполне человеческие ноги, голову волка по-прежнему сохраняя.
Сама Алёна преобразилась. Гладчайшая кожа её, посеребрённая луной на каждом плавном изгибе, мерцала, налившись бронзой загара, спина осанисто распрямилась, волосы удлинились и заиграли привычными шелковистыми переливами, упругие формы её оказались стиснуты тонким раздельным купальником, поверх которого к мокрому телу прильнула прозрачная хлопчатая рубашка, обведя и подчеркнув каждую линию.
Тёплый ветерок веял с океана, неся на своих плечах солёный аромат. Голубел белый свет луны – небесной и отраженной в воде и ночи. Серебрился в полутьме песок, выстлавший берег. Цикадами вызванивали плавящиеся звёзды и замершие кометы, объятые переливчатыми сияниями. Алёна зашла босыми стопами в воду – почувствовала мягчайшее песчаное дно, скрытое игривыми, бархатными волнами. Голые ноги её очертились в воде ярко-фиолетовым светом. Под подошвами пульсировали невесомые пряди люминесцентных водорослей, точно в них билось сердце, сердце океана.
– Всегда хотела это увидеть. Чтобы ноги светились в воде, – ссыпала совершенно детский восторг в голос Алёна. – Столько раз бывала на островах и ни разу не видела.
– Видишь, как ты меняешься, в зависимости от места, – отметил Вова-оборотень, обретя, наконец, человечность и сохранив нравственность при помощи вовремя полученных чёрных шорт. – О! А вот за это спасибо.
– Зато ты не меняешься. У тебя даже во сне шрам от ожога остался на месте, – подметил внимательный взор Алёниных снова бездонно-зелёных глаз. – И ты довольно неплохо сложен. Или это моё воображение?
Вова казался в ночи выплавленным, вылитым из металла.
– Ты фантазируешь. В реальности я старый лысый толстый алкаш.
– Точно! Как я могла забыть. Пошли, пройдёмся.
– Пошли.
Он последовал бродить за ней по просоленной кромке воды до края крыши, где неведомая могучая сила ровно делила стихии пополам. Океан стоял безмятежной, мирной стеной, спокойно впуская в свои воды едущие где-то внизу одинокие автомобили, дальнейший свой вояж совершающие уже в качестве субмарин, равно как и гуляющих прохожих, становящихся в момент погружения в океан глубинными ныряльщиками, ищущими жемчуг упавших звёзд.
– Это какое-то конкретное место? Судя по тем двум пальмам.
Вова кивнул на высокие, гибкие деревья, мгновенно проросшие за спиной и разбавившие прибрежно-высотный пейзаж своей величавой тропической стройностью. Верхушки их были увенчаны широкими листьями-лопастями, а меж стволов был с ленивым прогибом натянут везде уместный гамак, манящий качественным бездельем враскачку. Смущённо смотрели в океан пальмы, будто стесняясь в воду войти, лишь аккуратно прикасаясь корнями к кружевам ухаживающих волн.