Ловцы книг
Шрифт:
Что мы знаем о баре «Крепость»?
Что примерно месяц спустя после того, как над входом смеху ради повесили вывеску, Дана стала замечать среди гостей незнакомцев; ну, это понятно: идёт человек по улице, видит вывеску, думает, тут настоящий бар, заходит, получает кофе или джин-тоник, оглядывается, знакомится, втягивается в разговор. Короче, пока разберёшься, что попал не в бар, а в чью-то квартиру, уже не хочется уходить, благо в шею никто не гонит, напротив, строгая с виду хозяйка приветливо улыбается, предлагает партию в нарды, горячий бутерброд из духовки или бокал вина. Денег за угощение никто не требует, здесь ничем не торгуют, ты просто в гостях, но когда замечаешь, что перед уходом каждый суёт купюру в жестянку на подоконнике, сам тоже делаешь так.
Что мы знаем
Что со временем Дана стала приходить в бывшую мастерскую под вывеской «Крепость» всё чаще, потому что – так она себе объясняла – ей просто нравилось проводить там свои вечера. Ну, это правда, если бы Дане не нравилось, она бы быстро прикрыла этот уютный притон к чертям. Но Дана чем дальше, тем больше входила во вкус, ей пришлось по душе мешать для гостей коктейли, печь сухарики с сыром, заваривать чай, обниматься с приятелями, очаровывать незнакомцев, заводить новых друзей. Дело кончилось тем, что когда закрылась сувенирная лавка, где Дана последние восемь лет проработала, она не стала искать себе новое место, зачем нужна дополнительная работа, когда у тебя уже есть свой бар.
Что мы знаем о баре «Крепость»?
Что официально он до сих пор не является баром, поэтому его не касаются никакие запреты; к примеру, там можно курить, благо от Пятраса осталась мощная вытяжка, он в мастерской вечно какие-то вонючие лаки мешал. И на карантин «Крепость», конечно, не закрывалась – по документам это просто квартира, нечего закрывать. Кого-то другого давным-давно бы вывели на чистую воду и прикрыли, в лучшем случае выписав штраф, но к Дане, как было сказано выше, представители власти никогда не заходят. И за столько лет ни одного стукача. Что касается ближайших соседей, все они уже давно завсегдатаи «Крепости», включая старуху Мальвину, которая азартно скандалит со всеми жильцами и просто невовремя попавшими ей на глаза прохожими, а к Дане ходит пить чай и печёт ей в подарок смешные чёрные кексы; на каждом взбитым сливочным кремом изображён условно ужасающий выпученный глаз.
Что мы знаем о баре «Крепость»?
Что с тех пор, как там появился Артур, подменяющий Дану, «Крепость» работает каждый день от заката (то есть, скажем, в июне нет смысла приходить сюда раньше десяти вечера, зато в январе бар всегда открывается в пять) – и до последнего посетителя; на самом деле, часто – и после последнего посетителя, Дана с Артуром способны сидеть и болтать почти до утра, а потом ещё по дороге домой, провожая друг друга, они большие друзья.
Что мы знаем о баре «Крепость»?
Что вот прямо сейчас Дана уже в двух кварталах отсюда. Сегодня её очередь открывать.
Вильнюс,
Октябрь 2020
Дана приходит за четверть часа до заката, сегодня её очередь открывать «Крепость», но дверь уже настежь, в духовке печётся (что именно, с порога не разглядишь), а на высоком столе, который отделяет плиту с холодильником от остального пространства и условно считается барной стойкой, сидит, скрестив ноги, и курит Артур. Артур всегда успевает раньше, даже в свои выходные, на то человеку и выходной, чтобы проводить его в баре – так он сам говорит. Дана уже давно перестала уговаривать напарника отдохнуть. Артуру виднее, что делать со своей жизнью. То есть виднее Пятрасу – что делать с жизнью Артура, которого здесь давным-давно нет.
Когда Артур в первый раз пришёл в «Крепость», просто завернул сюда с улицы, как обычный, привлечённый светом и шумом клиент, Дана удивилась, какой он юный, счастье, если не школьник, чуть не спросила: «Тебе восемнадцать-то есть?» – но вовремя спохватилась и прикусила язык. Надо доверять обстоятельствам и себе: если бы мальчишке было нельзя выпивать в баре «Крепость», его бы сейчас здесь и не было, прошёл бы мимо, как все.
Пока Дана думала, мальчишка попросил «Один хрен», вот тут-то она и села, потому что коктейль «Один хрен» это была их с Пятрасом старая шутка: водка с лимонадом «Байкал», можно смешать их в стакане, а можно просто выпить по очереди, одно за другим, всё равно, один хрен. Теперь, когда рядом нет Пятраса, непонятно, почему хохотали до слёз каждый раз, разбавляя водку дурацким «Байкалом», так часто случается с общими шутками на двоих: пока вы вместе, смешно, а в одиночестве как-то не очень; в общем, Дана тогда сперва ответила, что у неё нет «Байкала», а уже потом удивилась, но мальчишка сказал, не беда, лимонад у меня с собой, вынул бутылку из внутреннего кармана, и Дана смешала коктейли ему и себе. Ни о чём его тогда не спросила, а он ничего
Монету с дыркой Дана повесила на цепочку, носила её с тех пор – не напоказ, под одеждой, как носят нательный крест. И смысл поначалу был примерно тот же: символ веры. Она тогда ещё не хотела думать, во что. Даже когда дурацкий мальчишка называл ювелира Каралиса «Борджиа» (старое институтское прозвище, если не знаешь, невозможно его угадать), даже когда просил у Даны сливовый пирог с кардамоном, как пекла её мама, даже когда смеялся: «эй, стоп, допьёмся сейчас до Пагегяй [2] », – была у них такая история курсе на третьем, когда всей компанией спьяну на электричке уехали не туда. Совпадений, счастливых и страшных, как сон, было слишком много даже для Даны, которая давно привыкла считать забавными странностями то, что для нормальных людей чудеса. Она была рада мальчишке Артуру, каждый вечер его ждала, но старалась не думать, откуда он такой взялся. И больше года почти не думала, потому что могла. Только когда Артур предложил: возьми меня в напарники, всё равно постоянно тут околачиваюсь, ты же знаешь, я о собственном баре всю жизнь мечтал, – спросила: ты как здесь вообще оказался? И почему тебе восемнадцать лет? Артур сказал: во-первых, по документам уже двадцать два с половиной, а всё остальное – да чёрт его разберёт. Я и сны-то никогда не умел пересказывать, поди расскажи про смерть. Помню только, что не хотел уходить, не нажился, не нагулялся, и с тобой как раз заново начал дружить, а тот мальчишка ещё больше не хотел оставаться, сейчас часто такие рождаются, не хотят тут жить, хоть стреляй. Он меня видел и слышал, и мог со мной разговаривать; собственно, только с такими как я и мог. Я для смеху предложил ему поменяться местами, ни минуты не верил, что это получится, но он каким-то образом смог. И умотал куда-то, хрен его знает, но я совершенно уверен, там ему хорошо. Его родители были счастливы: тяжкий крест перестал быть тяжким, мычащий овощ, который был у них вместо сына, внезапно заговорил. Они славные люди, если бы ещё по врачам меня не таскали, цены бы им не было; ладно, проехали, понимаю: в хорошее трудно поверить, а таблетки я спускал в унитаз. Со временем все успокоились, я даже среднюю школу закончил экстерном, чтобы было поменьше проблем. Если теперь на работу устроюсь и поселюсь отдельно, буду совсем молодец.
2
Пагегяй (лит. Pagе’giai) – крошечный, с населением около 2 тыс. жителей городок в Литве.
С тех пор Артур работает в «Крепости», считается, что через день, а на самом деле здесь теперь всё на нём держится, включая Дану, которая отродясь ни на ком не держалась, отлично справлялась сама, но на то и волшебный помощник, чтобы жизнь превратилась в сказку, вернее, в её бесконечный финал, в последнюю строчку «жили долго и счастливо», а нарратив – к чертям.
В общем, Дана приходит в «Крепость» за четверть часа до заката, в духовке уже запекается первая партия бутербродов, Артур сидит на столе, курит и спрашивает:
– А где Нахренспляжа с Артемием? Ты почему без зверей?
– Потому что они выходные, – улыбается Дана. – Имеют право. У них профсоюз!
– Ладно, – кивает он, – тогда закрываем пораньше и ты зовёшь меня в гости. Я соскучился. За это могу… ну, например, не напиться. И не уснуть на полу.
В его устах предложение не особо щедрое. Артур никогда не бывает пьян. Хотя Пятрас при жизни напивался мгновенно, как школьник. Но, надо отдать ему должное, не буянил, не дрался, глупостей не орал, даже к девчонкам особо не клеился, просто не успевал, потому что где-нибудь засыпал, порой в такой неудобной позе, что смотреть было больно. Но, в общем, не самый плохой вариант.
– Нет уж, – говорит ему Дана, – за это чур ты гуляешь с Артемием. Пока я буду царственно возлежать.
– Гулять с Артемием? Можно? Я тебя обожаю! – радуется Артур.
– Обожай на здоровье, – соглашается Дана. – Хорошее дело. Затем и нужны друзья.
Вильнюс,
Октябрь 2020
Дана слышит, как открывается дверь, поворачивается, подпрыгивает, как школьница, воздевает руки к расписанному причудливыми рыбами потолку и торжествующе восклицает: