Ловцы трепанга
Шрифт:
— Очень возможно, — ответил капитан задумчиво. — Само собой разумеется, что он постарается обмануть нас. Но мы будем начеку; во всяком случае, при первых признаках опасности нам придется убраться на джонку.
— Его племя, должно быть, где-нибудь здесь в окрестностях?
— Не думаю. Этот берег слишком бесплоден, чтобы целое племя могло тут долго оставаться. Но там, далеко в глубь материка, дикарей должно быть не мало.
— Они храбры?
— Да, когда их побуждает к этому голод.
Малайцы снова принялись за кипячение трепанга,
Печи пылали, вода в котлах кипела, вываривая голотурий; уже вываренный трепанг лежал на полотне, над которым рыбаки успели натянуть нечто, напоминающее навес, чтобы укрыть трепанг от чересчур жгучих лучей солнца.
Ханс и Корнелиус, взяв с собой ружья, направились к скалам; они хотели удостовериться в том, что дикари не движутся на лагерь рыбаков. Во время разведки юноши успели только подстрелить несколько какатоэс и, не обнаружив ничего подозрительного, возвратились в лагерь.
Прошло два часа. Пловцы притащили новую партию моллюсков и на этот раз самых лучших сортов. Работа кипела.
Внезапно из-за скал на берегу снова появился дикарь.
Как и в тот раз, он был один; одеяние его имело странный и плачевный вид.
С первого взгляда дикаря можно было принять за движущийся скелет. Все его тело было вымазано чем-то желтоватым, цвета охры, что придавало ему вид не человека, а только его остова. Оружия на этот раз у дикаря не было. Вместо копья он нес в левой руке большой кусок древесной коры, странный и по форме и по цвету.
— Ваи-вайга, — зашептали малайцы кругом.
— Как! — воскликнул Ван-Горн. — Он опять здесь?
— Да еще в каком наряде, — подхватил Корнелиус, не понимая значения вторичного появления и одеяния дикаря.
— С ним ваи-вайга, — объяснил ему Ван-Горн, — знак открытой вражды.
— А зачем он так вымазался? — не унимался Корнелиус.
— Таково их одеяние для войны.
— А кора?
— Это кора очень ядовитого дерева ваи-вайга, дерева смерти. Ван-Горн уже объяснил тебе, что она служит эмблемой войны, — сказал капитан.
— И этот чудак решается явиться один? — воскликнул Корнелиус. — Дядя, позволь мне связать его и отправить на джонку.
Юноша действительно был готов схватить австралийца, но Ван-Сталь удержал его.
— Пусти меня. Если он решился показаться один, значит все племя где-то здесь поблизости. Ван-Горн, собери малайцев около шлюпок. А вы, — обратился он к своим племянникам, — будьте готовы открыть огонь из камнеметов.
Пока экипаж собирался у берега, готовый в случае опасности быстро погрузиться в шлюпки, капитан, выпрямившись во весь свой мощный рост, с ружьем в руке, подошел к туземцу, который смотрел на него так дерзко, словно был уверен в своей неотразимости; он, очевидно, ожидал, что белые испугаются и сейчас же отступят.
— Что ты хочешь? — спросил капитан на том смешанном языке, на котором говорят австралийцы в этих местах.
— Чтобы белые покинули землю,
— Мы не убиваем ни твоих кенгуру, ни твоих эму, ни твоих диких собак, — сказал Ван-Сталь. — Что касается трепанга, то ни ты, ни твои братья — вы не умеете его ловить, да к тому же морская вода тебе не принадлежит.
— Ты не хочешь уйти? Тогда я, вождь племени варамов, объявляю тебе войну.
— Правда? — усмехнулся капитан.
— Да, правда!
— Посмотрим! — и сильным ударом Ван-Сталь бросил дикаря на землю, обхватил его потом обеими руками и, без труда подняв, отнес в шлюпку.
— Свяжите этого воина, — сказал капитан матросам, — и отвезите его на джонку. Он останется нашим пленником до конца ловли. Так он, по крайней мере, будет спокойней и не сможет передать своим соплеменникам об объявлении войны.
— Есть, капитан! — ответил ему Ван-Горн. — Мы так его свяжем, что до конца ловли он не увидит ничего, кроме стенок трюма.
Против всех ожиданий дикарь не оказал ни малейшего сопротивления, только в его маленьких глазках заблестел недобрый огонек. Он дал себя связать и отвезти на джонку, не проронив ни слова.
— Не думаю, чтобы он причинил нам много хлопот, — сказал Ханс.
— Он — вождь, — возразил Ван-Сталь, — его соплеменники будут удивлены его отсутствием и отправятся на розыски. Я думаю, что, натолкнувшись на нас и увидев наши ружья, они откажутся от поисков и отправятся искать его в глубь полуострова. Впрочем, ловля была так обильна, что мы не надолго задержимся в этой бухте, а уезжая, мы возвратим ему свободу.
— А есть еще берега, столь же богатые голотуриями?
— Голотурий много на островах Эдуарда Пелью, — там мы пополним наш груз, если здесь нам помешают закончить ловлю.
В третий раз шлюпка с пловцами подошла к берегу и на этот раз наполненная голотуриями. Воды бухты, в которой было много водорослей и фукуса, были настолько богаты голотуриями, что нужно было, так сказать, только нагнуться, чтобы набрать их вдоволь. Ловлю облегчало еще и то, что здесь попадались преимущественно лучшие сорта голотурий, которые никогда не живут на большой глубине. Благодаря этому рыбаки, не затрачивая много сил, поднимали из воды все новые и новые килограммы отличного трепанга.
К вечеру все полотно было густо устлано вываренным трепангом. Первый день дал такую богатую добычу, что сразу окупил все труды и экипажа, и пловцов, и кипятилыциков.
Ван-Сталь был вполне удовлетворен; если бы работа пошла и дальше так хорошо, потребовалось бы немного времени, чтобы джонка ушла, захватив полный груз.
Трепанг не мог быть перенесен на джонку, так как он требует хорошей сушки на воздухе и выветривания перед погрузкой в трюм. Если же не дать ему хорошо высохнуть, он может испортиться. Поэтому склад трепанга и устроили на берегу, а для его охраны назначили несколько человек из команды, для которых капитан велел раскинуть палатки.