Ловец богов
Шрифт:
— Зачем спрашивать, если и так все ясно? — кажется, мы только что миновали квартал, где жил Сан Саныч. Направляемся в западную часть города.
— Ты очень хорошо знаешь Город, — говорит Аслан Анатольевич, и замолкает. Некоторое время я ждал, что он скажет еще что-нибудь, потом решаю сказать сам:
— Если что, я сидел в тюрьме три года. У меня нет практики. Да и Город изменился. Вы должны об этом знать.
— Твое прошлое меня не интересует, — отвечает Аслан Анатольевич.
Вот так…
— Тогда что?
— Приехали, — с переднего сиденья поворачивается
Аслан Анатольевич вдруг совершил странный поступок — он потянулся через сиденье и дотронулся пальцами руки до плеча водителя.
— С вас три кредита, — сейчас же отозвался водитель.
— Заплати ему, Шайтан. Пойдем, Павел.
Мы вышли на улицу, и оказалось, что мы стоим около многоэтажного дома. Вполне обыкновенного, одного из многих в спальных районах города. Подъехал второй интермобиль, из него выбралась парочка помощников Аслана Анатольевича — один сутулый тип с проседью между угольно черных волос, второй слащавый красавец, бросающий взгляды направо и налево, видимо в надежде, что кто-нибудь из проходящих заметит его и оценит красоту.
Аслан Анатольевич дотронулся до моего плеча:
— Пойдем, нам надо торопиться.
В тюрьме бы так охранники разговаривали…
— Мы не обговорили гонорар, — говорю, когда мы направляемся к подъезду с черной металлической дверью.
— Если сделаешь дело, плачу столько, сколько запросишь, — говорит Аслан Анатольевич.
— Смотри, я могу много запросить.
— Я тоже немало могу дать.
Мы зашли в подъезд, остановились у лифта. Я чувствовал, что за спиной возник тот самый Шайтан, замер. Интересно, что он сделает, если я побегу? Сломает мне ноги?
Створки разошлись, мы зашли в лифт. К нам присоединился и Шайтан. Видал я самых разных телохранителей, но такого — ни разу в жизни. Посмотришь на него, и сразу как-то неуютно становится. Сразу почему-то веришь, что он за своего хозяина горло перегрызет. А в плаще его что угодно спрятать можно, хоть бомбу ядерную…
— Мне нужно найти одного человека, — говорит Аслан Анатольевич.
Желтый свет рекзаторов в потолке падает как раз между нами, оставляя лицо Аслана в тени. Я вижу тонкие губы, острый подбородок, острый же нос, но не вижу глаз. Он в темноте.
— Он прячется от меня в Нише. Нужно найти его и вернуть обратно.
— Если он прячется в Нише, — говорю, — значит, он где-то в Такере, сидит перед вироматом. Найдите его, отключите и дело с концом.
Аслан Анатольевич промолчал.
— В Нише нельзя спрятаться, если тебя ищут в реальном мире, — говорю, — в Нишу можно перенести только свою матрицу. Физическое тело где-то в городе. А я не занимаюсь поиском физических лиц. Это, если хотите знать, еще и противозаконно.
Дверцы лифта разошлись. Перед нами открылся узкий пролет, слабо освещенный одним единственным рекзатором, вмонтированным в стену. Дверь в квартиру напротив лифта была распахнута. На пороге стоял тот самый красавчик. Допрыгал, значит, по ступенькам раньше нас…
— Милости просим, — говорит он и улыбается.
Мы заходим в квартиру. Я вновь чувствую себя под конвоем. Вот таким же образом три года назад меня заводили в тюрьму. Сзади держал под локоть какой-то Слон в форме. Сбоку стоял улыбающийся Пух — он обожал новичков. Он всегда обожал тренироваться на новичках. А потом кто-то — я не видел кто — с лязгом и скрежетом закрыл за моей спиной огромную металлическую дверь, отрезая от мира, от свободы, от любви…
Сзади хлопнула дверь, и я вздрогнул, обернулся.
Не хочу обратно в тюрьму, не заставите…
Но это был Шайтан, замыкающий дверь на замок.
— Вот мы и дома, — говорит Аслан Анатольевич, — располагайтесь, Павел.
5
Павлом меня называла моя мама. Ну, еще, может, иногда Наташа, когда злилась. В тюрьме меня называли Аськой, по аналогии с фамилией, ну а друзья софтеры Грозным. Это не значит, что Аслан Анатольевич напомнил мне маму. Просто он сразу как бы начертил невидимую границу между собой и мной. Словно говорил: «Мы с тобой, Павел, деловые партнеры, не больше. Ты делаешь дело, я плачу тебе деньги, и расходимся, как ни в чем не бывало».
И, конечно, я сразу определил, что эти люди не из Такера. Может, тоже революционеры какие-нибудь? Или, наоборот, сторонники Президента. Предложат мне сейчас найти в Городе всю информацию о революционерах, досье на них и т. д. и т. п.
Соглашусь ли? Не знаю.
Смогу ли? Тоже не знаю. Ведь, по сути, был разговор со мной и с Сан Санычем и с Негодяем. И все мы согласились лезть в Нишу, чтобы помочь Паршивцу, читай — революционерам… Крабу. Значит, и на нас досье нужно вытаскивать. А если и не на нас, то тот же самый Краб сдаст, если жареным запахнет. А не сдаст, может ненароком выболтнуть. Все может быть. Все.
Стягиваю сандалии, думаю, как быть, а сам шныряю глазами по коридору, по комнате, запоминаю. Вдруг пригодиться потом?
Двое людей, Аслан Анатольевич, Шайтан стоят и смотрят на меня, как на заводную игрушку, которую только что завели и теперь всем интересно — заработают ли ручки и ножки, загудит ли моторчик?
— Чего вылупились? — бормочу, — софтера живого не видели?
— Нет, — говорит тот, который красавец, — только мертвого, ха-ха.
Его смеха, однако, не разделили.
Я прошел в зал, остановился на пороге, оглядывая.
Не похожи они на контрреволюционеров. На маньяков похожи, вот на кого.
Зал был заставлен столами, на которых стояли готовые к работе вироматы. Все грубо соединены в общую сеть толстыми проводами. На стульях лежат шлемы, съемные скретчеты. Слыхал о таких штуках — их можно крепить и снимать на любом участке кожи. Правда, знающие рекомендуют все-таки вживлять скретчеты, так оно надежнее будет.
В одном углу пустой стол. В другом — сидящий на стуле человек. Судя по всему, мертвый. К тому же крепко-накрепко обмотан веревками. Даже рот перемотали.