Ловец мелкого жемчуга
Шрифт:
Глава 11
Летняя сессия приближалась с унылой неотвратимостью. Собственно, унылой была даже не сама сессия – учиться Георгию было довольно легко, – а только мысль о проклятом зачете по английскому. Как он ни старался не думать об этом, но усмешка, которой встречала его Регина, не оставляла сомнений. Она со злорадным удовольствием демонстрировала ему на каждом занятии, что он ничего не знает, не умеет и не научится никогда. Регина явно старалась довести его до бешенства, и Георгий чувствовал, что сдерживаться ему все труднее.
– Может, на курсы записаться? – уныло спросил
– С дуба рухнул? – удивился тот. – Знаешь, сколько в Москве английские курсы стоят? На хлеб с водой перейдешь и то не потянешь.
Федька учился в другой группе и Регину знал только понаслышке.
– Выгонит ведь, – вздохнул Георгий. – У нее аж ноздри от злости дрожат, когда она меня видит.
– Ноздри, может, у нее от чего другого дрожат, когда она тебя видит! – засмеялся Казенав. – Но сука та еще, это точно. Да-а, Жорик, бабки нужны, жизнь нас в этом каждый день убеждает. А ты ходишь как лох, один Дзига Вертов на уме с каким-нибудь, блин, Флаэрти в придачу. Думать надо!
– Я думаю, – усмехнулся Георгий. – Только в голову ничего не приходит.
– Раз не приходит, – объяснил Федька, – значит, не головой думаешь, а задницей. Слушай, – прищурился он, – а ты сам-то хочешь деньги зарабатывать?
– Конечно, – удивился Георгий. – Кто ж не хочет?
– Не скажи, – покрутил головой Казенав. – Иметь – это да, все хотят. А зарабатывать желающих значительно меньше. Ладно, Жорик! – улыбнулся он. – Придумаю и для тебя чего-нибудь.
– Да ты уже и так придумал, – смутился Георгий. – Свою же работу отдал…
– Это в смысле бумажки расклеивать? – хмыкнул Федька. – Расслабься, Рыжий, насчет благодарности. Тоже мне, работа! Знаешь анекдот про Рокфеллера?
– Какой? – заинтересовался Георгий.
Он не был завзятым любителем анекдотов, но Федьку всегда слушал с удовольствием. За все время их знакомства тот не рассказал ни одного глупого анекдота. Казенав знал их во множестве, и все были смешные.
– Ну, спрашивают у Рокфеллера: «Где вы взяли свой первый миллион?» Он отвечает: «Я купил апельсин за один доллар, выдавил его в стакан и продал за два доллара». – «А потом?» – «Потом я купил на эти деньги два апельсина, выдавил их в два стакана и продал за четыре доллара. Потом я купил четыре апельсина, выдавил… потом восемь апельсинов… Так я работал год». – «А потом?» – «А потом умер мой троюродный дядя и оставил мне миллион».
Георгий засмеялся.
– Понятна мораль? – спросил Федька.
– Как не понять… Ну, и что ты предлагаешь? Дожидаться наследства от дяди?
– Как только будут предложения, сразу скажу, – с неожиданной серьезностью ответил Казенав.
Предложение не заставило себя ждать. Уже через два дня Федька вызвал Георгия прямо из фотолаборатории, где тот делал задание по композиции.
– Рыжий, бросай эту бодягу, дело срочное, – торопливо проговорил Казенав. – Пошли, по дороге объясню.
– Да погоди ты полчаса, у меня фотографии в проявителе лежат, – возразил было Георгий.
– Какие на хрен полчаса?! – завопил Федька. – Еще говорит, бабки хочет зарабатывать! Тут уж, знаешь, с самого начала надо уяснить: срочно – значит, срочно.
– Ну, пошли, – пожал плечами Георгий.
Выйдя на улицу, он направился было к троллейбусной остановке, но Федька подскочил к обочине
– Некогда, Жорик, в троллейбусе яйца трясти, время – деньги, – торопливо проговорил он. – На метро-то в Москве по-любому быстрее, а поверху привыкай на тачке передвигаться, если по делу надо. Значит, так, слушай расклад. Едем в Ермолаевский переулок.
– Это где такой? – поинтересовался Георгий.
Федькино волнение незаметно передалось и ему, он почувствовал себя так, как будто торопится на пожар.
– Возле Патриарших прудов, – сказал Федька. – И вообще, Рыжий, надо тебе теперь Москву наизусть выучить. Переулки, дома, метраж, цены – короче, все. Патриаршие особенно: там особняков старинных до фига, большевики в них коммуналок понаделали, расселять да расселять. Короче, идешь к одной бабульке и собираешь ее манатки. Сегодня – накрайняк, завтра утром – должна переехать.
– Почему так срочно? – насторожился Георгий.
Газеты-то он читал, а там чуть не каждый день писали о махинациях со стариковскими квартирами. Не хватало еще влипнуть во что-нибудь подобное!
Федька отвлекся от поимки транспорта и внимательно посмотрел на него.
– Запомни, Рыжий, – сказал он без обычной своей улыбки, – я в дерьмо не лезу. На криминал – старики там одинокие, алкаши – есть свои маклеры. У них в ментовке все схвачено, да и везде схвачено. С улицы такие дела не делаются. Да ты не волнуйся! – Федька улыбнулся, и его круглые черные глаза вспыхнули привычной веселой уверенностью. – Тут и без того работы непочатый край! Бабки на земле валяются, знай подбирай.
– В каком смысле – бабки? – засмеялся Георгий.
– Сказал же, в самом обыкновенном. В смысле, деньги дурные. Сейчас чтоб в Москве деньги не сделать, полным мудаком надо быть. Да ты сам поймешь, когда вникнешь.
Дело действительно казалось вполне обычным. Старушка из коммуналки у Патриарших одинокой не была. Ее дочь жила с мужем в Текстильщиках, были и внуки, и даже правнуки. Никто не надеялся, что старушкину комнату когда-нибудь удастся продать, потому что для этого надо было получить согласие чуть ли не десятка соседей. Но ни один из них не желал менять тихую бабушку неизвестно на кого, и ни один не был готов допустить, чтобы старушкину жилплощадь выкупил по льготной цене другой сосед. Одним словом, попытавшись однажды продать материнскую комнату, дочь навсегда зареклась за это браться.
– Дочурка эта как узнала, что на всю квартиру покупатель нашелся, до потолка запрыгала, – рассказывал Федька уже в метро. – Только поначалу, правда. Потом-то та еще стервоза оказалась. Комната мамашина, оказывается, в центре, а Текстильщики, оказывается, всего-навсего рабочий район, а потому квартиру ей для мамаши подай хорошую и в соседнем дворе. Чтоб та по хозяйству, значит, помогала. Ты увидишь эту старушку – какая там помощь! Божий одуванчик, одно слово. Я этой ее дочурке гребаной вариантов двадцать уже предлагал – все не то. Я ей объясняю, дуре: это ж Текстильщики, их же при совке застраивали, ну не бывает тут кухонь по двенадцать метров, не положено было нормальным советским ткачихам, или кому там еще, такого метража! Нет, подай кухню как футбольное поле. До того дошло, что бабулька последняя в квартире осталась. Прикинь, там сосед один – бизнесмен, так даже он с третьего варианта согласился, а она ни в какую.