Ловец мелкого жемчуга
Шрифт:
– Тогда, может быть, вы немного мне объясняете. Я не совсем понимала вот здесь, где отметила маркером. Вы можете прочитать?
Георгий подошел вслед за Ульрике к письменному столу, взял в руки отпечатанный на принтере листок и прочитал:
Я люблю родные поля, лощины,реки, озера, холмов морщины.Все хорошо. Но дерьмо мужчины:в теле, а духом слабы.ЭтоПрочитав, Георгий расхохотался.
– И что же вам непонятно? – спросил он. – «Накнокал»?
– Да, – кивнула Ульрике. – Но не только.
– «Накнокал» – ну, это что-то вроде «открыл». Открыл закон. Знаете, как Ньютон открыл закон всемирного тяготения. Только здесь жаргон.
– Зачем здесь жаргон? – удивилась Ульрике. – Но хорошо, я отмечу. – Она что-то черкнула на полях. – Но и еще. Почему он говорит так про мужчины? Зачем разбить стекол? Без этого нельзя быть не дерьмо?
Глаза у нее стали такими серьезными, в них светилось такое искреннее недоумение, что Георгий растерялся.
– Понимаете, – сказал он, – иногда действительно нельзя. Но об этом не думаешь, это само собой получается.
– Вам приходилось это делать? – тут же спросила Ульрике. – Разбить стекол?
– Да приходилось… – смутился он. – Хотя я совсем не собирался это делать.
– Эта этика… как сказать… мэн харт-бэллс…. Я думаю, это признак патриархальной культуры. – Она пожала плечами.
– Что значит «мэн харт-бэллс»? – заинтересовался он.
Ульрике рассмеялась, и на ее щеке на секунду, в самом начале смеха, появилась нежная ямочка.
– Так говорят американцы, – объяснила она. – По-русски, наверное, будет… Мужчина с твердыми… шарами?
– Не совсем с шарами, но смысл понятен, – улыбнулся Георгий.
– Это очень патриархально, очень несовременно, – повторила она. – Можно, я спрашиваю еще?
– Конечно, – кивнул Георгий.
– Но тогда я принесу пить, да? – предложила Ульрике.
Он смотрел, как она легко двигается по комнате, шурша по ковролину смешными соломенными тапочками, как изящны и точны ее движения, когда она открывает стеклянный шкафчик, достает сверкающе-прозрачные тяжелые стаканы, открывает другой шкафчик, достает алые полотняные салфетки, кладет и ставит все это на стеклянный столик возле дивана… Предметы сами собою ложились ей в руки, и невозможно было представить, чтобы что-нибудь разбилось, разлилось, рассыпалось.
Ульрике принесла из кухни две маленькие запотевшие бутылочки воды «Перье» и две такие же – светлого пива «Гаффель», большую бутылку апельсинового сока, вазочку с крекерами. Наконец она села рядом с Георгием на диван и снова взяла в руки листок со стихами.
– Теперь еще вот здесь, – сказала она. – «Можно в профкоме занять, но это все равно, что занять у бабы». Я понимаю о профком, это советская реалия, да? Если ты брал кредит
– Ну, понимаете… – проговорил Георгий. Он представить не мог, как объяснить ей эти слова, хотя ему они были совершенно понятны. – Наверное, он говорит о том случае, когда мужчина занимает деньги у женщины, с которой живет, и знает, что не отдаст. То есть он только делает вид, что занимает, а на самом деле берет деньги у женщины просто так, насовсем, как альфонс, понимаете?
– Не очень понимаю, – покачала головой Ульрике. – Что значит – альфонс? А, я догадалась – жиголо! Вам приходилось это делать? – уточнила она.
– Нет, не приходилось, – улыбнулся Георгий.
– Но тогда почему вы понимаете, что он имеет в виду именно это?
– Это понятно само собой, – сказал он.
– Как все это странно! – задумчиво проговорила Ульрике. Лучистые глаза на мгновение погрустнели. – Понятно само собой, а я не понимаю. Я так много здесь не понимаю…
– Ничего страшного, – успокоил ее Георгий. – Да и зачем вам это понимать?
– Это важно, – покачала головой она. – Ведь я собираюсь здесь работать, я должна понимать менталитет. Скажите, – вдруг спросила она, – я могу иногда просить вас мне помочь? Просто объяснять, как сейчас?
– Можете, – сказал он. – Я буду очень рад, если смогу хоть чем-нибудь вам помочь, правда!
Они сидели совсем рядом, и Георгий чувствовал ее внимательный взгляд, как чувствуют живое прикосновение. Как будто ясные лучики продлялись из ее глаз и касались его лица.
– Сейчас я уже должна пойти на мою работу, – сказала Ульрике. – Я очень благодарна вам, очень!
– Да не за что. – Георгий слегка тряхнул головой, словно стараясь отделаться от этого ощущения – от прикосновения ее взгляда. Хотя ему совсем не хотелось от него отделываться. – Вы звоните мне, Ульрике, если что.
– Да, Георг. – Она кивнула, и ее глаза снова засветились этим чудесным, серьезным и веселым светом. – Я запишу ваш телефон, и вот моя визитная карточка.
Георгий проводил ее на улицу. Ульрике села за руль синей «шестерки» с желтыми номерами. Он знал, что такие номера дают машинам иностранных корреспондентов.
«Как же она по Москве будет ездить?» – подумал он, с удивлением чувствуя, как сердце сжимается от тревоги за эту маленькую немку с лучистым взглядом.
Впрочем, он тут же понял, что уже и не удивляется своей тревоге за нее.
Глава 8
– Если задержусь, – сказал Георгий шоферу крытого грузовика, – жди, не уезжай.
– Да мне чего? – пожал плечами тот. – Ехать, стоять, какая хрен разница? Ты мне за время заплатил, а не за то, чтоб колеса крутились.
«Еще неизвестно, сколько стоять будешь, – подумал Георгий. – Доплачивать не пришлось бы!»
Он отлично изучил сестер Малолетниковых, поэтому ничуть не удивился, войдя в квартиру и обнаружив, что сборы в дорогу толком и не начинались.