Ловец мудрости
Шрифт:
Эдвард, ты здесь?
Она быстро приступила к работе по сокрытию своего разума, достигая цели в считанные секунды. В тот момент, когда она исчезла с моего радара, я сосредоточился на том месте, где знал, что она должна находиться, и подтвердил давлением свое присутствие, продолжая попытку, пока ее мысли не открылись.
Это значит «да», – ликовала она. – Возможно, это работает! Хорошо, давай проверим «нет»… Ты в тайне шарлатан?
Я засмеялся в рукав своей мантии, сила моего веселья заставила парту трястись. Мысли Беллы снова исчезли, и в очередной раз – поскольку я любил дразнить ее – я сделал одну попытку.
Очень смешно.
Я
Хорошо, ты влюблен в Панси Паркинсон?
На этот раз, когда появилась пустота, я попытался один раз, как и раньше, а затем отступил, чтобы предпринять еще одну попытку, чтобы проникнуть.
Нет! Это здорово! Ну, ты знаешь, здорово, что это работает. Хм… Может мне стоит выучить Азбуку Морзе. Ты знаешь ее?
Одна попытка.
Как будет S.O.S.?
Три коротких попытки, три длинных, и еще три коротких.
Интересно. Нравится ли тебе этот день до сих пор?
Если бы она только знала. Я ответил «да».
А как на счет остальных? Они тоже находят его интересным?
Да.
Я не уверена, ты подслушивал около пятнадцати минут назад? Когда мы погружались в транс?
Да.
Я пыталась выяснить, что произошло, но все немного туманно, как во сне. Мне казалось, что мой разум отделился от тела. Я помню немного цвета. И он имел… он имел форму… но не совсем ясную. Ты видел это?
Да.
…
Ты знаешь, какую форму я собираюсь принять.
Это не было вопросом.
Да.
Я с нетерпением ждал от нее, что она пустит меня обратно, интересуясь все время, о чем она могла думать. Наконец, однако, ее мысли открылись вновь.
Это та же форма, что и мой Патронус, да?
…
Да.
Хоть Белла и позволила мне читать ее мысли после этого, она не задавала мне вопросов, потому что была слишком отвлечена размышлениями о недавних откровениях. Я мог это понять. Это было не самой обычной вещью для восприятия: моя мягкая и нежная Белла в один прекрасный день превратится в сильного и смертоносного хищника – одного из тех, кому не нужен яд для изменения.
В конце концов, ее сознание сдрейфовало к спокойным мечтам, одним из тех, где мы были вдвоем, лежа бок о бок на нашей душистой поляне, смотрели на чистое голубое небо.
Я был почти невидим для людей, когда полетел встретить ее после окончания урока. Существовало что-то непреодолимое в мыслях Беллы для меня. Слушая их, это только усиливало мою любовь к ней. Казалось, она думала на той же волне, бросаясь в мои объятия в ту секунду, что увидела меня.
Я наклонился, чтобы прошептать ей на ухо, довольный, что ее сердце до сих пор отвечало мне таким же образом, как это было и в первые несколько месяцев в Форксе.
– Ну, это было интересно.
– Какая часть?
Ее дыхание стало быстрым и неглубоким, когда я провел кончиком своего носа по ее шее, и я должен был напомнить ей, чтобы она дышала должным образом.
– Все это. Часть, где ты напугала весь класс, была особо увлекательной. Мне понравился твой рык. Он был впечатляющим.
Мой комментарий вызвал прилив крови к ее щекам, и она быстро сменила тему.
– А твой… обман?
Я усмехнулся. – В каждой школе, что я посещал, я всегда видел происходящее – люди мало обращают внимание, впитывая драму в старшей школе, преобладающую в их жизни. Раньше я думал о них, как о детских. Возможно, так оно и есть, но, по-моему, сейчас я понимаю это все несколько лучше.
– Есть
Ты знаешь, Эдвард, – ответила Белла, - ты звучишь все менее как столетний старик с каждым днем.
– Старик? – ухмыльнулся я, выгнув бровь.
Ее губы сжались в жесткую линию, пока она пыталась подавить смех. Однако, после того как выражение ее лица стало расслабленным, она стала более серьезной.
Ты выглядишь более похожим на… подростка. Ты всегда так усиленно сдерживался в Форксе, но здесь… ты не играешь роль. Ты принадлежишь этому месту. Нам.
Меня вдруг обдало новой волной благодарности, не только от слов Беллы, но и потому, что она дала мне это все. Она права: никогда я не находил место прежде, где я мог быть самим собой, каким я являюсь в Хогвартсе. Ему, похоже, не важно, что я вампир. Здесь, среди множества ведьм и колдунов, по крайней мере, моей семье и мне не нужно волноваться. Здесь это слово всего лишь существительное.
Я притянул Беллу к своей груди и заключил в крепкие объятия.
– Я принадлежу тебе.
Я был удивлен уверенностью в своем голосе. Я любил Беллу каждой частицей своего естества, но никогда ранее я не был в состоянии принять эту истину. Постоянное присутствие яда делало это невозможным. Как бы вы относились к кому-то, когда часть вас постоянно хотела бы убить его? И, конечно, я всегда боялся желания Беллы стать такой, как я, особенно когда это означало, что она тоже будет вечно чувствовать огненное жжение от сильного яда. Теперь я знал, что это не будет доводом. Это только заставило гораздо проще поверить ее словам. Дополнительным плюсом было и то, что, как вампиру-вегетерианцу, Белле не придется изолировать себя от общества, которое она любит. Она могла бы оставаться его частью, никогда не отказываясь от своих друзей.
А потом я вспомнил о самом главном, чего обращение лишило бы ее – того самого, что так отчаянно хотела моя сестра. Сомнения перекрыли радость, чувство вины перекрыло сомнения, и, наконец, меня накрыло страшной печалью. Это, однако, было не тем, что бы я хотел, чтобы видела Белла, особенно в день своего рождения, так что я быстро отогнал угнетающие мысли в сторону, решив доставить ей радость.
Мы опробовали нашу новую форму общения за обедом. Джаспер посматривал на меня подозрительно, все время задаваясь вопросами, когда интересные мысли и вопросы Беллы угрожали разрушить мою маску. Мои братья и сестры не обращали внимания на тихий разговор. Даже Элис, мой обычный партнер для подобных взаимодействий, не выдвинула предположений.
Львица-анимаг, – размышляла Белла. – Это вроде как я.
Я изогнул бровь.
Уголки ее губ дернулись. Кажется, вампиры-вегетерианцы получают удовольствие от погони за львами.
Что-то глубоко во мне зажглось. Я не мог сказать, чем это обуславливалось: внезапным кокетством Беллы или стремлением к охоте. Я был вампиром, в конце концов. Охота была неотъемлемой частью для каждого из моего вида. Все наши посылы обусловлены этим. Она определяет нас, формирует наши самые основные и первостепенные импульсы. Я не мог себе этого представить, поэтому ничто не могло доставить большее удовольствие, чем мысль о преследовании Беллы. Я никогда не рискнул бы ей, конечно же, даже если бы во мне текла драконья кровь, как сейчас, тем не менее, этой идее было трудно сопротивляться.