Ловец

Мамаева Надежда Николаевна

Она рассказывала и ловко споласкивала в медном тазу миски. Лишь изредка дергая плечиком, с которого то и дело соскальзывала бретелька.

Как оказалось, этот дом, что был построен почти век назад как общежитие для рабочих, со времен своего рождения изрядно изменился. И дело не в том, что он сел так, что подоконник первого этажа стал вровень с землёй, а крыша прогнула козырек не хуже, чем кошка спину. Изменились жильцы. Удалые дебоширы–рабочие постарели, обзавелись семьями, родили детей. Те в свою очередь разъехались в погоне за звонкой монетой. Кто–то остался тут и пошел

на те же верфи, что и отцы… В один из дней пришла под эту крышу и Фло. Тогда еще не старуха, а молодая женщина с уже выбеленными сединой волосами… Одна была одна, но сумела пустить здесь корни. И дом принял ее. У редкого дома есть свой дух. Даже аристократы за большие деньги не могут купить его для своих особняков, а у этой развалюхи оказалось, что он был.

Все, кто поселялся тут, величали ее кто бабушкой, кто теткой: кому что ближе. Но каждый признавал ее власть.

– А почему ты тогда так себя с ней…

– Вела? – подсказала Марлен, ловко орудуя тряпкой. – А это у меня привычка… В кабаре надо быть капризной и немного вздорной. Набивать себе цену. А то будут думать, что ты – безотказная и на тебе всегда можно выехать… А тут, приду и забуду, что я уже не на работе. Вот по привычке, бывает, и вздорим с Фло.

Тут в дверь заглянул бородатый мужик, увидел Марлен в комбинации, одобрительно хмыкнул и, пошарив взглядом по кухне, спросил:

– А Фло тут?

– Ушла на рынок, – лаконично ответила блондинка.

– Жаль, – здоровяк почесал затылок и ретировался.

А мне стало любопытно:

– Марлен, а тебе и правду наплевать, что тебя могут вот такую, полураздетую, увидеть посторонние?

– Не завидуй! – беззлобно ответила красотка, домыв последнюю ложку.

После этого она торжественно водрузила передо мной примус и ершик.

– А теперь твоя очередь. Чистка примуса сил особо не требует. Только терпения. Так что дерзай.

Спустя минуты мы остались в кухне одни. Я и изрядно подкопчённый примус. Нерешительно взяла в руки ершик, даже приблизительно не представляя, где им именно нужно чистить. Провела по боку, потом по второму. Примус чище не стал.

Я решила, что раз ершик, значит, им чистят что–то внутри. Наклонилась над примусом, задумчиво глянула на горелку и только занесла ершик над конфоркой, как из стены прямо на меня вывалился полупрозрачный мужик, у которого вместо приличествующей головы имелся лишь череп с патлами волос и черными провалами глазниц.

Я испугалась. До одури. Не закричала я лишь по одной простой причине: мне было некогда. Я горела. Моя рука, державшая ершик, сейчас напоминала вытащенную из костра головешку.

Полупрозрачный был нервами послабже меня, ибо раззявил рот и заорал.

Хотя, может это он так отреагировал на еще одного участника действа, вынырнувшего буквально из воздуха.

Второй гость оказался весьма материален и зол. И ему было наплевать на объятых огнем девиц, зато за свою добычу он ухватился цепко, накинув на нее магический аркан. Призрак, в свою очередь отчего–то жутко не хотел воссоединяться со своим преследователем и не нашел ничего лучшего, чем вцепиться в меня.

Его эфемерные на взгляд, но совсем даже материальные по ощущениям руки сомкнулись на моем горящем запястье.

Теперь взвыли все. Я – от того, что огонь, который до этого полыхал на моей коже, но не жег, сменился вымораживающим холодом. Ледяная корка начала распространяться от костлявых пальцев призрака выше по моему предплечью. Сам дух, видимо, от того, что пламя его все же изрядно обожгло, а белобрысый незнакомец – от натуги. Теперь блондин с яростью тянул на себя одной рукой уже нас двоих. А вот то, что появилось у него во второй…

О ловушке для душ слышал каждый. Ею пугали малышню, к ней с суеверием относились старики, о ней сплетничали на базарах и перешёптывались на суаре… И каждый знал – нет страшнее наказания, как оказаться замурованным в этом невзрачном с виду артефакте.

Шкатулка из мертвого дерева, что не тонет, не горит и не стареет под натиском времени. Она, размером чуть больше ладони, была способна затянуть в себя сотню бывалых воинов, если не корабль. А вот выпустить… Выпускала она только души. Такова была шутка ее создателя. Но, несмотря на «милый» недостаток, эту карманную тюрьму уважали и пользовали ловцы. И весьма активно.

И вот сейчас одна магически одаренная сволочь пыталась меня упрятать в эту самую тюрьму в довесок к чьей–то неуспокоенной душе.

Я разозлилась. Так, как не злилась еще никогда. Я выжила не для того, чтобы так бесславно закончить свой век.

Вторая моя рука, державшая примус, полыхнула. Пламя облизало серый потолок, но мне было не до этого. Я занесла примус и, позабыв о том, что дух вроде как бы не совсем материален, обрушила на его череп горелку. Та же, перевернувшись, вылила на башку призрака остатки тут же вспыхнувшего керосина.

Как оказалось, и эфемерные духи умеют гореть. А отчаявшиеся девицы – лупить до одури. Нас так и потянуло, как в воронку торнадо. Меня, истошно молотящую по костяному кумполу горящего призрака и собственно орудие ближнего боя – примус. Сказать, что я покорно утягивалась, значит оскорбить. Я упиралась пятками, вырывалась, как кошка, перед мордой которой встала угроза очередного омовения.

Единственное, все было зря. Нас с призраком неудержимо тянуло в черное чрево бездновой шкатулки. Мой отчаянный крик слился с воем духа, которого уже поглотил артефакт. Лишь его полупрозрачная кисть все еще была сомкнута на моем запястье и тащила меня внутрь не хуже, чем буксировочный трос баркаса. А это значит – я стояла следующей в очереди на заселение в весьма перспективную жилплощадь. Оная гарантировала постояльцам пожизненное проживание без угрозы выселения. Но я оказалась несознательной квартиранткой и ненавистницей переездов.