Lover In Low Light
Шрифт:
— Верно. Чем больше тебя что-то пугает, тем лучше ты знаешь, что должна делать.
— Я до сих пор считаю, что это фиговая логика, — ответила Лекса, тяжело дыша в трубку. Её грудь вздымается всё тяжелее и тяжелее с каждым шагом, пока она идёт по этому богом забытому аэропорту. Он словно жестоко усмехается. Лекса подняла голову на большую букву и номер, которые висели у выхода на посадку. С16. Грёбанный выход с буквой «С». Конечно!
— Лекса, ты не столкнёшься с ней, — сказала Аня мгновение спустя, и Лекса не впервые задумывается над тем, что сестра
Сердце Лексы сжимается в груди от упоминания о Кларк, от звука её имени, от того, как единственный слог преследует её, словно это никогда не прекратится.
— Я тебе уже говорила, что ты не вообще можешь не выходить из моей квартиры, если не захочешь, если ты об этом беспокоишься. Просто садись на самолёт, и я встречу тебя, когда прилетишь.
Выход насмехается над ней, дразнят городом, который она когда-то любила, тем местом, где она выросла и где нашла свою семью; местом, где она нашла свою любовь, самую невероятную и всепоглощающую. Выход глумится над ней, и Лекса чувствует, будто больна. Когда прозвучал голос по громкоговорителю, чтобы объявить о скором вылете, издевательство только возрастает. Тошнота усиливается, страх кажется ещё более острым.
— Я не могу, Аня, — прошептала Лекса в трубку. — Это неправильно: быть там и не… не…
Аня тяжело вздохнула в динамик и произнесла:
— Не быть с ней.
Ничего, кроме тишины, не слышно на линии некоторое время, пока Лекса не решается сдвинуться с места. Когда она разворачивается и уходит от посадочного выхода, брюнетка не оборачивается, и единственное, что она может сделать, — это сказать:
— Извини, Аня.
***
Раздражаясь от тяжёлого дыхания, Лекса снимает пальто и кладёт его на спинку стула.
— Было слишком поздно, — пробормотала она.
— Слишком поздно, чтобы один раз съездить к единственной сестре?
— Слишком поздно, чтобы вернуться, — сказала Лекса, — и я…
— Не можешь находиться здесь, — заканчивает Аня так тихо, что её едва слышно. Она толкает ногу Лексы под столом и ждёт, когда сестра посмотрит на неё. — Я знаю. Я понимаю. Я просто стебу тебя.
Лекса медленно кивает и прилагает все усилия, чтобы улыбнуться, но думает, что выходит скорее какая-то гримаса или нечто подобное. Наверное, Аня считает так же.
— Ты уже прошлась по местам былой славы? — спросила Аня, откинувшись на спинку стула и складывая ногу на ногу. — Перехватила кусочек «У Паппи»?
Лекса облизнула губы, переводя взгляд на стол и мотая головой.
— Оу, — смеётся Аня. — А я-то думала, ты сразу побежишь туда, будешь есть острый соус, намазанный на кусок пиццы, уже через пятнадцать минут после прилёта.
Вздохнув, Лекса провела рукой по запутавшимся волосам и отвела их назад, чтобы не падали на лицо,
— Хорошее использование аллитерации*, — протянула она. — Миссис Гаррисон будет очень гордиться.
— Ах, миссис Гаррисон, — улыбаясь, сказала Аня. — Лучший учитель, который у меня был в старшей школе.
— Ты была влюблена в неё.
В ответ Аня швырнула Лексе в лицо салфетку, которую предварительно обмакнула в ледяную воду. Брюнетка, вовремя увернувшись, пропустила прямой удар, но почувствовала брызги холодной воды, слегка задевшие её.
— Ты ребёнок, Аня, — простонала Лекса, вытирая ухо.
— Хорошо уклонилась, — растянула Аня, закатывая глаза. — Доктор Томпсон не был бы доволен всем этим.
— Хорошо, что мы перестали видеть его, когда мне было пятнадцать, — пробормотала Лекса. Аня засмеялась, подпинывая сестру под столом.
— Нам как-нибудь нужно сходить.
Лекса подняла брови:
— К доктору Томпсону? — проговорила она, и Аня засмеялась ещё сильнее.
— В «У Пэппи», дурочка.
Лекса промолчала, и Аня не стала давить. Они тихо едят, и тишину разрывают лишь несколько слов за всё время, которыми они пару раз перекинулись. Тишина полностью окутывает их, но она не кажется неловкой. Не с Аней; только не с Аней.
Когда они вышли на холодный воздух во второй половине дня, Лекса проводила сестру до её байка. Она стоит неподвижно и молчит, пока Аня натягивает тяжёлый кожаный плащ из бардачка в седле, надевая его на тёмную куртку, а следом достаёт и кожаные перчатки. Когда она была готова ехать, Лекса уже открыла рот, чтобы поблагодарить сестру за совместную еду, но то, что у неё выходит, — совершенно неожиданно:
— Она исчезла, — слышно, как слова буквально душат её, и Аня поднимает бровь.
— Кто — она?
Лекса закрывает глаза, резко вздохнув через нос. Она не хотела говорить этого. Она не хотела начинать этот разговор, но дверь уже открыта, так что она теперь не может остановиться.
— Её галерея, — шепчет она, не в силах произнести громче. Она прокашлялась, помотала головой, будто не может поверить, что это до сих пор так много значит для неё, хотя, опять же, никогда не переставало иметь значение. — Там теперь булочная.
Любопытство в глазах Ани растаяло, что значило: это не новости для старшей сестры. И кивком головы девушка только подтверждает:
— Ага. Это теперь пекарня, вот уже несколько лет.
— О, — она не может задать вопросы, которые бурлят в ней, которые кричат в её груди. В любом случае, у Ани, наверное, не будет ответов на нужные вопросы, так что Лекса утихомиривает их, давая им утонуть; или, вернее, она тонет в них.
Они долго так стоят в тишине, прежде чем Аня прокашливается, перекидывает ногу через сидение и садится на свой байк.
— Ну что, скоро увидимся, да?
Лекса моргает, возвращаясь к реальности, и кивает: