Ловушка для Горби
Шрифт:
Тут самолет стукнулся колесами о посадочную полосу, стюардесса пошатнулась, швырнула старику его деревянную руку-протез и ушла. Но пытка духотой все продолжалась — даже тогда, когда самолет подрулил к аэровокзалу. Потому что трап все не подавали и не подавали — пять минут, десять, пятнадцать… А когда подали, наконец, то только один, и по нему, конечно, сначала пошли пассажиры первого класса — какие-то торгаши, фирмачи, жиды и их шлюхи с бриллиантовыми перстнями на руках. «О! Видали! Видали!» — тыкал в их сторону старик…
Злой и измочаленный, Стриж вышел, наконец, на трап, глубоко вдохнул
— Роман Борисович, позвольте… — перебил мысли Стрижа высокий квадратноплечий мужчина лет тридцати. Он стоял на асфальте у нижней ступеньки трапа и тянул руку к саквояжу Стрижа. За его спиной блестел на солнце длинный черный кремлевский лимузин. Неужели Горбачев прислал машину, — подумал Стриж. Но тут его взгляд опустился на номерной знак лимузина, и сердце Стрижа упало, похолодев. «МОБ» — три первые буквы на этом знаке — обозначали, что машина принадлежит не гаражу ЦК, а гаражу КГБ.
Стриж снова посмотрел в глаза этому спортивному мужчине. И обругал себя: кретин! Сам прилетел прямо им в лапы! Но почему в таком случае не арестантский «воронок» или обычная гэбэшная черная «Волга», а — лимузин?!.
Мужчина взял у него портфель-саквояж и пропустил чуть вперед. Шофер лимузина тут же вышел из машины, открыл заднюю дверцу. Стриж нагнулся, чтобы сесть, и — замер.
В глубине лимузина, на широком заднем сидении сидел сам Павел Митрохин, Председатель Комитета Государственной Безопасности.
Пока шофер выруливал из «Быково» на Рязанское шоссе, генерал Митрохин молчал. Стриж сидел рядом с ним, откинувшись затылком к прохладной коже подголовника, закрыв усталые глаза и почти без мыслей в голове. Дышать… Дышать этим чистым, охлажденным кондиционером воздухом, дышать, чтобы освежить мозги и тело, подготовиться. Воды бы минеральной, «Боржоми», но не просить же! Почему он молчит, сволочь горбачевская?! На психику давит, конечно, это излюбленный гэбэшный прием — затерзать тебя неизвестностью, чтобы ты сам упал им в руки спелым яблочком. Хрена тебе! Даже глаз не открою…
— Завтра во время демонстрации в честь выздоровления товарища Горбачева специальные отряды госбезопасности будут под видом частников бить окна в обкомах, горкомах и райкомах партии практически на всей территории страны… — бесстрастно, без всякой интонации произнес, наконец, Митрохин.
Стриж молчал. Кто предал, лениво думал он. Турьяк? Уланов? Или Федька Вагай? Вагай, наверное, — только он знает, каким рейсом Стриж вылетел в Москву…
— Это приказ Горбачева, — сказал Митрохин.
Стриж изумленно открыл глаза и медленно повернулся к Митрохину.
Митрохин усмехнулся. Даже усмешка у этого сукиного сына была обаятельной, ничего не скажешь! А генеральский китель сидит на нем, как на киноартисте!
— Я знал,
Стриж тут же отвернулся, замкнул лицо маской непроницаемости.
— Он хочет припугнуть вас народным гневом, — продолжал Митрохин. — А вы хотите в ответ на этот народный, в кавычках, гнев изменить режим и вернуть страну к сталинизму. Правильно я сформулировал? Или «сталинизм» — это слишком резко?
Стриж молчал… Да, он проиграл, но это не значит, что над ним можно издеваться. Однако, каков Горбачев — приказал громить партию! Решился-таки!
— Роман Борисович, я встретил вас, чтобы обсудить ситуацию, а не произносить монологи в пустоте, — сказал Митрохин. — От меня зависит, в какую сторону повернется завтра вся демонстрация.
Что-о-о?! Ни фига себе! Да ведь этот Павел Митрохин, Председатель КГБ СССР, горбачевский выкормыш, предлагает ему, Стрижу, сговор! Открыто! При шофере и телохранителе! Впрочем, кто поручится, что это не провокация и не снимается телекамерой, стоящей на пульте видеосвязи? Нет, Митрохин, так просто ты меня не расколешь!
Стриж потянулся к бару-холодильничку, над которым был укреплен пульт видеосвязи. И искоса глянул на Митрохина — не дернется ли, не запретит ли открыть. Но Митрохин сказал спокойно:
— Да, да, пожалуйста! Извините, я вам сразу не предложил… — и сам же открыл дверцу бара. — Вам виски или водку?
Стриж взял с нижней полочки бутылку «Боржоми», а из бара — стакан и открывалку. Открыл бутылку, налил себе полный стакан и стал медленно пить, глядя сквозь затененное окно на мелькающие вдоль шоссе рекламные щиты, посвященные перестройке. На одном из них, наискось через цитату из Горбачева «ПЕРЕСТРОЙКА ОТВЕЧАЕТ КОРЕННЫМ ИНТЕРЕСАМ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ!», было написано свежей краской: «НЕТ, МИША, — ТЫ НЕ ПРАВ!» Стриж усмехнулся. Провоцирует его Митрохин или нет, но от Митрохина действительно зависит судьба завтрашней демонстрации. Если он не доложил Горбачеву о «заговоре Стрижа», то… Неужели его можно купить, перетащить на свою сторону? Но — чем? Как? Он ведь и так генерал, член Политбюро, Председатель КГБ!
Стриж допил воду и, медля с ответом, стал наливать себе второй стакан. Важно точно выбрать первые слова, чтобы не провалиться сквозь тонкий лед…
— Это я подсказал Горбачеву пригласить вас в Москву на банкет, — сказал Митрохин.
Так, Митрохин протягивает ему тонкую нитку. Хотя и эта фраза еще не означает, что он не доложил Горбачеву о заговоре. Но нужно на что-то решаться…
Стриж поставил стакан на телевизор.
— Остановите машину.
— Зачем? — удивился Митрохин.
Стриж повернулся к нему и сказал, глядя прямо в глаза:
— Я хочу подышать воздухом.
Митрохину понадобилось меньше секунды, чтобы понять Стрижа. Он улыбнулся:
— О, здесь нет микрофонов!
Стриж молчал.
— Но — пожалуйста! — опять улыбнулся Митрохин и постучал в стекло шоферу: — Стоп! Прижмись к обочине!
Лимузин остановился.
У обочины шоссе, сразу за поросшей бурьяном дождевой канавой начинался низкий зелено-пыльный подлесок, а дальше шел лес — березы, осины, клены…