Ловушка для простака
Шрифт:
– Вы мне обещаете?
– Обещаю. А теперь нам пора. Я тоже пойду с вами.
– Но если вы пойдете…
– Спокойно, я не побеспокою вашу Мину, даже если она снова уговорит вас отпустить ее.
Бок о бок, как два мирных обывателя, решивших прогуляться перед сном, они спустились к Зеебрюке. Все вокруг уже окутывала ночная мгла, и тишину нарушил лишь тихий плеск воды, колеблемой легким ветерком. На остановке они расстались, и полицейский пропустил спутника вперед. Мужчины решили не показываться вместе – Мина могла бы струсить и убежать. Наконец, сочтя, что Людовик уже добрался до места свидания, Франц тихонько пошел следом. Пройдя вдоль ярко освещенного фасада пристани, он скользнул в сторону набережной
Сначала Людовик пытался стоять неподвижно, но очень скоро холод заставил его бродить вдоль вольера. Каждый удар часов, падавший на город с башен и колоколен, долго отдавался у него в груди. Мина не шла. Теперь каждая минута тянулась бесконечно долго. В четверть одиннадцатого его уверенность пошатнулась. В половине Сенталло уже не верил, что его возлюбленная придет, а, наоборот, опасался появления Вертретера – Франц ведь, как пить дать, будет насмешничать. Неужели полицейский все-таки прав и Мина только посмеялась над ним? Около одиннадцати часов Людовик уловил чуть слышное эхо шагов. Вопреки рассудку, он стал напряженно вслушиваться, но быстро понял, что приближается мужчина. Из темноты выскользнул Франц.
– Ну?
– Ее нет…
– Знаю… я мерз в другом конце парка и несколько раз подходил сюда незаметно для вас… Что ж, ладно! Остается лишь вернуться домой.
Людовик преисполнился к Вертретеру благодарности за то, что тот не стал ни иронизировать, ни хвалиться своей правотой.
ГЛАВА VI
Понимая, как тяжело на душе у Сенталло, Вертретеры решили не будить его утром. Поэтому Людовик проснулся лишь около полудня. Франц давно ушел на работу, а Эдит готовила обед. Увидев покрасневшие веки и искаженное страданием лицо молодого человека, она поспешила навстречу.
– Франц мне все рассказал. Держитесь. Я-то знаю, что чувствуешь в такие минуты. Кажется, будто всему конец, но потом хочешь – не хочешь, а жизнь продолжается. Вы забудете свою Мину.
– Какой же я идиот, что поверил ей!
– Да нет же, это вполне естественно! Нельзя не верить тем, кого любишь. Я ведь тоже полностью доверяла Антону.
– Вы чудесная девушка, Эдит!…
– Уж не вздумалось ли вам, случайно, за мной поухаживать? – шутливо заметила она, стараясь скрыть смущение. – Может, я, как вы уверяете, и чудесная девушка, но и вы, между прочим, на редкость славный малый. Обоим нам не повезло, но, согласитесь, мне все-таки больше!
– Из-за Курта?
– Ну да, из-за Курта… Но какой смысл хныкать и проклинать судьбу, Людовик? Никогда нельзя сдаваться. Вот мой брат не впадает в уныние. Франц готов перекопать весь город, лишь бы разыскать эту девушку, и я очень удивлюсь, если у него ничего не выйдет. Стоит Францу чего-нибудь всерьез захотеть – и он лишь в редчайших случаях не добивается своего, а как только поймает девушку – та наверняка заговорит. Ладно, как бы то ни было, сегодня суббота, и потому я оставляю вас вдвоем. В три часа я сяду в экспресс на Этценерлен и, таким образом, проведу воскресенье вместе с матерью и малышом. Надеюсь, вы в состоянии что-нибудь состряпать себе на ужин? Завтра сходите в ресторан, а я в понедельник утром вернусь.
– Поцелуйте от меня Курта и скажите, что я непременно навещу его в ближайшие дни.
Франц не вернулся к обеду, и Эдит, позвонив на Обергрюндштрассе, выяснила, что инспектор куда-то вышел. Молодой женщине не хотелось уезжать, не повидав брата, тем более что у него, возможно, были какие-то поручения для матери, но ждать дольше она не могла: днем на Этценерлен уходят всего два автобуса-экспресса, и пятнадцатичасовой – последний. Эдит поручила Людовику все объяснить брату и, нагруженная сумками, повернулась к выходу. Сенталло удивился, заметив, что молодая женщина не взяла с собой ни конфет, ни игрушек для Курта, на что та сурово возразила, что не считает нужным баловать сына и приучать к тому, что потом сделает его жизнь еще горше.
– Видите ли, Людовик, – проговорила на прощание своим чудесным грудным голосом Эдит, – ужасно не столько то, что нам самим приходится жестоко расплачиваться за когда-то совершенные ошибки, а что вместе с нами страдают другие, невинные жертвы.
Оставшись один, Людовик стал подводить итоги своих жизненных неудач. Пример такой волевой женщины, как Эдит, доказывал, что у него просто не хватает решимости. Он позволил себе поддаться отчаянию и плывет по течению, пережевывая нанесенные обиды вместо того, чтобы действовать. Да, он, Сенталло, и в самом деле получил множество тяжких ударов, но ведь до сих пор всегда удавалось как-то справляться с враждебной судьбой и, не случись этой непонятной истории, когда именно его почему-то решили избрать козлом отпущения, он вполне мог даже преуспеть. Рассчитывать на Дженни (или Мину?) теперь бессмысленно – девушка обманула его. Значит, только от самого Людовика зависит, избрать ли прямой путь к спокойному, тихому счастью, о котором он столько мечтал. Множество людей стараются ему помочь. Доброта Эдит и Франца – живое свидетельство, что у него есть друзья, а потом, когда суд отменит неправедный приговор, можно не сомневаться, что терзаемый угрызениями совести господин Шмиттер поспешит снова взять Сенталло на работу. Тогда он и наверстает упущенное. Несколько дней, проведенных подле Эдит, ее огорчение из-за новой встречи Людовика с Миной позволяли предполагать, что молодая женщина не отвергнет предложение руки и сердца. И вместе они попытаются забыть о прежних разочарованиях. Горько, конечно, отказываться от Мины, но разве то, что она не пришла на вчерашнее свидание, не поставило на этом романтическом приключении крест?
Так размышлял Людовик, когда вернулся Вертретер. Молодой человек объяснил полицейскому, почему сестра не смогла его дождаться, но Франц, похоже, слушал вполуха. Выглядел он настолько озабоченным, что Сенталло не выдержал.
– Неприятности? – спросил он.
Инспектор снял шляпу, бросил на стол и с тяжелым вздохом опустился в кресло.
– Ну, неприятности – для нас дело обычное…
Не решаясь больше приставать с расспросами, Людовик предложил подогреть оставленные Эдит блюда, но Франц покачал головой.
– Не хочется…
Полицейский закурил, не сводя с Людовика глаз, и от этого тяжелого, странного взгляда парня охватило смущение.
– Сенталло… У меня для вас дурные новости…
– А?
Бедняга Людовик так привык к разного рода катастрофам, что почти не отреагировал.
– Я должен вернуться в тюрьму?
– Нст-нет… Взбредет же такое в голову!
– Тогда в чем же…
– Кажется, я нашел Мину.
– Кажется?
– Ну да, я ведь ее ни разу не видел…
– В таком случае, почему вы решили, что это она?
– Не знаю… вероятно, интуиция…
– А… где она?
Вертретер ответил не сразу. Он встал и, подойдя ближе, обхватил Сенталло за плечи.
– Вам надо набраться мужества, старина, – проговорил он, по-прежнему глядя в глаза Людовику.
– Вы хотите сказать… Мина умерла?
– Пойдемте со мной.
– Куда?
– В морг.
Сенталло встал, чувствуя, что у него подгибаются колени. Несчастная Дженни… несчастная Мина… Он уже не сомневался, что увидит именно ее. Людовик снова вспомнил, как девушка в белой шляпке сидела на скамейке Веттштейнпарка. Для него она теперь навсегда останется Дженни – ведь Мину-то он почти не знал…