Ловушка для тигра
Шрифт:
– Я молчать не буду, – пообещал Максим, – скажу все, что знаю. Эти горные орлы, если захотят, сами все выяснят – и фамилию, и место жительства того, кто операцией тогда командовал. Я выполнял его приказ, – старательно проговаривая каждое слово, повторил Максим, – с него и спрос.
В коридоре послышались голоса, звуки торопливых шагов, кто-то остановился рядом с дверью соседнего кабинета, зазвенел ключами. От шума майор очнулся, икнул несколько раз, уставился на непокорного капитана исподлобья. И сделал последнюю попытку уговорить строптивца:
– Да ты хоть представляешь, что с тобой будет, если ты не согласишься, дурак? Даже не с тобой – с семьей твоей. Дочери твоей сколько – девять лет, кажется? Ты их видел, тех, родственников? Им ее только покажи да фамилию твою назови –
– Видел чаще и ближе, чем тебя, сволочь. В разных видах, живых и не очень. Если хоть одна тварь к моей дочери или жене близко подойдет, я тебя сам родне тех убитых отдам. Живым и по возможности здоровым. Поэтому не пей и поджелудочную свою лечи, чтобы раньше времени не загнуться.
Максим говорил негромко и отрывисто, пальцы левой руки непроизвольно сжались в кулак. От греха подальше пришлось убрать руку за спину, отпустить жертву, отступить назад. Еле живой от всего пережитого кадровик шевелился, пытался сползти со стола, но Максим стоял слишком близко. Майор затих, смотрел почти жалобно, как пойманный хозяином за поеданием дохлятины пес. Максим направился к дверям, но остановился на полпути.
– Придурок ты, Логинов, какой же ты придурок, – донеслось Максиму вслед не то шипение, не то скрежет. Можно не отвечать, давно пора было прекратить это представление. Сам виноват, сработал глубоко сидящий в сознании постулат – не ждать подлянки от своих. Грубо говоря, надеяться, что дерьмо запахнет фиалками. Уж к тридцати пяти годам мог бы сообразить, что так не бывает, и запах у этой субстанции всегда и везде один и тот же, так нет – все ждет чуда. И вот дождался, в очередной раз прошелся по милым сердцу граблям. А майор не унимался, он боялся даже встать со стола, но просто так отпускать Максима не желал, жаждал сатисфакции за пережитое унижение.
– Дебил, урод конченый! – уже не сдерживаясь, визжал он. – Тебя по-хорошему просили, по-человечески! Помогли бы, поддержали, а ты все, как муха на стекле, выделываешься! Допрыгаешься когда-нибудь, капитан! И майором ты никогда не будешь! – Максим улыбнулся еще раз, вернулся к столу, схватил наполовину полный стакан с водкой, выплеснул содержимое в красную от духоты и злости рожу кадровика. Тот немедленно заткнулся, словно захлебнулся, зажмурился нелепо, замотал головой. Максим швырнул посуду на пол, сделал шаг назад.
– Я знаю, – спокойно и вежливо ответил Максим, – даже спорить не буду. Всего вам доброго. – И вышел, наконец, из ненавистного кабинета, быстро прошел по коридору, сбежал вниз по лестнице. Кивнул на выходе знакомому дежурному офицеру, выскочил на крыльцо штаба. Все, теперь точно все, карьера закончена. Квартиры не видать, а все последние месяцы упирался и бодался с начальством Максим только ради возможности обрести, наконец, собственное жилье. Съемные углы достали, им давно перестали вести счет. Дошло до того, что дочь однажды растерялась, куда возвращаться из школы, – перепутала улицы и дома. Ленка встретить ее не смогла – на работе образовался очередной завал, а Максим, как обычно, отсутствовал. Васька – Василиса – долго бродила под окнами их бывшего жилья, потом разревелась на весь двор. Хорошо, хоть нашлась добрая душа, отвела девчонку «домой».
– Потерпи, пожалуйста, – узнав об этом, в который раз попросил жену Максим, и она, в который же раз, пообещала ждать. И вот теперь ждать уже нечего, придется уезжать в Александров – небольшой городишко во Владимирской области, где Ленке от деда по наследству досталась крохотная однушка в старой блочной хрущевке. Последний рубеж обороны сдан, придется отступать. Максим хорошо помнил эту тесную квартирушку. И черт бы с ним – с состоянием квартиры – ремонт можно сделать и самому, но в ней было так темно и сыро… Пещера, склеп – что угодно, только не человеческое жилье. Васька туда даже войти побоялась, да и не удивительно – квартира угловая, первый этаж, кухня размером со скворечник. По коридору Максим пробирался боком и, на всякий случай пригнувшись. И в довершение картины – глухая стена напротив дома, то ли склада, то ли производственного помещения, и все окна упираются в нее. От мысли о том, что в этом «жилье» придется провести остаток жизни, становилось тошно. Эту квартиру планировалось продать, потратить деньги на ремонт новой, но все получилось не так, как хотелось. Теперь придется уезжать, да еще и неизвестно когда – если будет суд, то переезд придется отложить на неопределенный срок.
Максим прошел КПП, оказался за территорией части. Мысли захлестывали одна другую, в голове образовался хаос. Нет, так не пойдет, нужно очень быстро разобраться в изменившейся обстановке, определить цели, задачи и приоритеты. И решить для себя, что делать дальше, как поступить, что сказать жене. И выяснить, где Васька, – Максим остановился, достал из кармана телефон, нашел нужный номер, нажал кнопку вызова. Через три гудка трубка ответила звонким недовольным голосом:
– Привет, пап. Я у Вики, мы кино смотрим. Дома ее бабушка, она сейчас в магазин ушла. Мама пока не звонила, – закончила доклад дочь и замолчала, ожидая указаний.
– Привет, – отозвался Максим, – у вас дверь закрыта? Вы проверяли? – и улыбнулся, услышав в ответ возмущенный крик:
– Да, да, проверяли! – завопила Васька, и фоном к ее ору раздался голос второй девчонки и писклявая речь, доносившаяся из динамиков телевизора, – Максим оторвал обеих от просмотра мультиков.
– Все, я тебя понял, молодец, – примирительно ответил Максим и скомандовал: – Потом сразу домой. Тебя встретить? – и тут же пожалел о сказанном.
– Вика живет в соседнем доме, я сама дойду! – почти плача, прокричала Васька и отключилась. Максим посмотрел на дисплей, убрал телефон, неторопливо зашагал по усыпанной тополиными листьями дорожке. Он ничего не мог с собой поделать, хоть и старался, долго и честно. Потом плюнул, перестал ломать себя, да и Ленка с Васькой уже привыкли к странностям мужа и отца. Ну не мог он ни спать, ни есть спокойно, если не знал все о перемещениях членов своей семьи – куда, зачем, с кем, когда вернется? Максим знал в лицо и по имени всех, с кем сталкивала его жизнь, – одноклассников и подруг дочери, коллег жены, соседей. И помнил не только внешность всех и каждого, не забывал ставших ему случайно известными фактов биографии, случаев, ситуаций и проблем. Эти люди не были для Максима посторонними – они составляли его окружение, а о тех, кто оказывался рядом, он должен знать если не все, то многое. Чтобы оценить и понять, насколько опасен или, наоборот, безвреден может оказаться тот или иной человек. Но предложить жене и дочери каждый день возвращаться с работы и из школы другой дорогой, не повторять ежедневно один и тот же маршрут, не решался. Справедливо чувствовал, что в этом вопросе понимания не встретит, поэтому психовал втихую. Особенно, когда был в отъезде. И звонил, звонил по пять раз на дню, слушая крики Васьки и спокойный ровный голос жены. «Надо сказать ей, предупредить». Максим резко сменил курс, свернул на протоптанную между домами тропинку. Ленка работала бухгалтером в небольшой торговой конторе, офис находился недалеко от их очередного «дома». Но разговора не получилось – Максим приоткрыл дверь в кабинет и сразу спрятался обратно. Небольшая комнатенка оказалась набита кричащими людьми и звонящими телефонами, Ленку в этом хаосе было не разглядеть. Очередной аврал, подготовка отчетности – горячая пора. Максим набрал номер, поднес трубку к уху.
– Я на работе, – немедленно ответила Ленка, даже не стараясь перекрыть шум.
– Я знаю, – ответил Максим, – я тут за дверью стою, а войти боюсь. Что у вас случилось?
– Боится он, надо же. Работаем мы, – ответила жена, потом раздались короткие гудки. Максим отошел от двери, оперся на подоконник, посмотрел в окно. И сделал вид, что не слышит тихих шагов за спиной, позволил Ленке подойти близко, обернулся в последний момент. Вид у нее замученный, светлые волосы растрепаны, глаза покраснели от постоянного созерцания цифр в мониторе. Но улыбается, хоть и не очень радостно. Уже хорошо.