Ловушка для творца
Шрифт:
— Все, ехай, ехай, мил человек! И так разболтался я!
— А Чаша? — не унимался я.
— И за Чашу у нее спроси…
— У Кузминичны, что ли?
Вместо ответа, Федька, круто развернувшись на каблуках, так что чуть не упал, подошел к прилавку и стал приставать к продавщице, выпрашивая выпивки в долг.
— А что сказать-то? — крикнул ему в спину.
Никто не обратил на меня внимания.
Я вышел из магазина и стал дожидаться рядом, на лавочке, пока Федор выйдет.
Минут через пятнадцать, дородная продавщица в белом переднике, выставила его взашей
— И чтоб ноги твоей здесь не было, ирод! Сколько раз говорила!
Федька, пошатываясь, неуверенно сполз со ступенек и, с трудом добравшись до лавочки, присел рядом со мной.
— Федя, Золотая… — начал я.
— О-о! Опять про этих баб! Да, угомонись ты ужо! — запричитал он. — Отстань, грю! Кузминичну тереби за чашу, сказал я! Может, даст?!
И он спокойно улегся на лавочку, предварительно положив под голову скомканный вылинявший пиджак.
Я понял, что от Федьки вряд ли чего добьюсь, и следующим пунктом путешествия будет Беломорск.
До Холмогор, мы добрались на рыбацкой моторной лодке, с бородатым, благоухающим ядреной махрой, дядькой Ильей, которого нам присоветовала баба Маня.
Переезд из Холмогор в Беломорск, не представлялся мне каким-то проблемным мероприятием. Так оно и было бы, если бы мы поехали условно нормальными дорогами, — через Каргополь и Медвежьегорск. Хотя, крюк километров в восемьсот, конечно тоже не лучшее решение. Но, не я руководил экспедицией, и распоряжался финансами.
На арендованных, шикарных «Нива-Арктика» с пневмодвигателями, мы спокойно, за полчаса, добрались до Северодвинска, потом за три часа до Онеги. Мне было не совсем понятно, почему поселение Онега, находится на Белом море, а не на Онежском озере, но все прояснилось, когда оказалось, что в карту надо иногда заглядывать. Переправиться на другой берег реки Онеги, оставшись притом с автомобилями, не было никакой возможности. Ни мостов, ни захудалого парома.
Поэтому, пришлось делать крюк до села Порог, где мы и переправились по понтонному мосту.
Вечер почти наступил, но белые ночи уже вступили в свои права, и было светло, поэтому решили двигаться дальше, хотя бы до Поньги, а лучше до Шасты. Все понимали, что отеля или хостела в этой глуши мы не найдем, но народ в нашей компании собрался не привередливый, переночуем и в автомобилях. Так и получилось. Через пять часов, съехав к озеру возле Нименги, разожгли костер, пожарили замоченное мясо, закипятили чай. Послушали скрип цикад, и легли спать.
Подъем назначили на пять утра, сказал бы, что с первыми лучами солнца, но солнце встало намного раньше, поднявшись над горизонтом, едва успев туда зайти. Тем не менее, я хорошо выспался и порадовался, что в этих широтах совсем не так, как на побережье Баренцева или тем более Восточно-Сибирского моря, где солнце летом не садится вообще. В три часа ночи, оно висит над горизонтом, так и не сумев прилечь отдохнуть.
Чтобы выехать на дорогу, пришлось немного возвратиться. Забирая чуть правее, мы двинулись в направлении Малошуйки и Вирандозера. Слева оставался Водлозерский национальный парк. С правой стороны дороги, сквозь редкие просветы в лесной чаще, мелькали бородами пены стальные, несмотря на название, волны Белого моря, лениво путешествуя к Ледовитому Океану.
Чтобы к вечеру оказаться в Беломорске, нам следовало поторапливаться.
Уже под вечер, на подъезде к гостинице, я разглядел цепочку островов, уходящую от берега вдаль, и свинцово-седые воды Сорокской Губы, — здесь море действительно соответствовало названию.
Утром, после завтрака, я и Дима направились на рынок, где практически сразу, нашли Кузминичну, — крашеную хной женщину, неопределенного возраста, «где-то за пятьдесят». Еще на подходе к ряду, в котором торговали разнообразными семечками несколько кумушек, она увидела нас и сопровождала взглядом до тех пор, пока мы не уперлись в прилавок перед ней.
— Тебе, не по пути с ними, соколик! Твоя дорога — домой! — огорошила она меня, не дав и слова сказать. — Ехай домой, соколик! Там начинается твоя тропинка! А вы, добры молодцы! — она обратилась к руководителю экспедиции Дмитрию, безошибочно определив в нем главного, — вам прямиком в Залавругу! Разберетесь там, что к чему. Ну, а не разберетесь, — значит не по Сеньке шапка! Дальше вам, только в Сердоболь, к Аксинье! Коль сочтет достойными, так найдете свою бабу, — она хитро улыбнулась, искоса глянув на навостривших уши товарок.
— Аксинья, она кто? — поинтересовался Дима. — И где мы ее там найдем?
— Из вепсов она, — сказала Куьминична так, как будто это все объясняло. — А найдет она вас сама, это уж непременно! Так что, будьте здоровы, ребятушки!
Мы переглянулись, слегка опешив от такого блиц информа.
— Спасибо и до свидания!
Дружно развернулись, и пошагали обратно в гостиницу.
Рынок давно остался позади, но мы молчали, каждый о своем.
Наконец, Дмитрий озвучил свою часть мыслей:
— Слышишь, Антон! Я знаю — у тебя чуйка на все эти дела! По-твоему, нафига она отправила нас в Залавругу?
— Я думаю, только ради петроглифов. Может быть, среди них найдется ключик, а может и ответ на головоломку…
— Я, в общем-то, тоже так мыслю. Однако все те петроглифы, изучены уже вдоль и поперек. Неужели, Линевский с Савватеевым могли что-нибудь пропустить? Искать нам этот ключик, до морковкиного заговенья…
— Не уверен. Мы будем искать ответ, на заранее известный вопрос, а не городить догадки одна на другую. Так что, шанс есть. И вообще, радует, что она не послала нас на Чукотку, в тот же Пегтымель, рисунки рассматривать, а тут — всего-то километров двадцать!
— А ты в курсе про Сердоболь?
— Не… А где это вообще?
— Это Сортавала. Она до 1918 года называлась Сердоболью. Ты знаешь, что именно туда приезжал Рерих на рождество 1916 года, еще до Гималаев, по некоторым данным — в поисках «Золотой чаши викингов». А еще есть информация, что перед второй мировой войной, туда наведывались агенты «Аненербе», под видом профессоров — энтомологов, изучающих бабочек Пред и Заполярья, проездом на Суматру, — он рассмеялся.
— Интересно… Значит мы тут не первые и, наверное, даже не вторые. Так с чего начинаем?