Лоза Шерена. Братья. Часть первая
Шрифт:
Чуть покачиваясь от слабости, он спустился по ступенькам. Парк, как и раньше, прокладывал под ноги тропу, манил в глубину, на сладкий запах роз, смешанный с морозной свежестью, к летящей из тьмы, рассыпающуюся по снегу горечи черемухи, к темно-бардовым, покрытым инеем кистям сирени. Рэми коснулся кисти, подивился лениво… почему он видит в темноте так отчетливо? Как не видел никогда? Почему внутри поднимается незнакомое чувство… и хочется, боги, как же хочется рвануть в эту ночную тишину, почувствовать
— О боги! — прошипел за спиной Тисмен. — Эта ночь будет долгой.
Накрыла плечи тяжесть плаща, вновь окутало душу безразличие, и Рэми послушно обернулся к Тисмену, посмотрел ему в глаза, окунулся в бьющееся в зрачках пламя чужой силы. Хотя бы чужой. Хотя бы на миг. Задохнуться, утонуть, подышать магией, почувствовать ее мощь…
— Я понимаю — вы плохо соображаете. Понимаю, что мои зелья действуют на вас странно, но вы ведь меня слышите, правда?
— Я вас слышу, — слегка улыбнулся Рэми. Какие же глупые у Тисмена вопросы…
— И понимаете?
— Я вас понимаю, — вновь улыбнулся Рэми, наклонив голову.
И захотелось вдруг, как захотелось коснуться щеки Тисмена, выгнать угрюмость из зеленого взгляда друга Мира. Но нельзя… совсем нельзя…
— Я прошу не покидать моей комнаты. Только сегодня. Очень прошу.
— Там душно.
— Я попрошу замок проветрить... Могу даже, о боги, не верю в это, оставить окно открытым... надо только перенести в кабинет цветы, и зверюшек… да подождите же вы, куда собрались!
Рэми не слушал. Он шел дальше по тропе и наслаждался свежестью леса, на этот раз не магического, настоящего: укутанными снегом елями, пронзенными тенями сугробами, той особой ватной тишиной, что всегда была после обильного снегопада. И вовсе не жаждал возвращаться в искусственную зелень покоев Тисмена.
— Откуда вы так много знаете о магии?
Рэми понял вопрос далеко не сразу. Он был занят: звал из ветвей испуганного совенка. И откуда тут взялся-то посреди зимы? Потерявшийся и голодный…
— Меня научили, — вспомнил, наконец, о вопросе Рэми.
— Многому вас научили. Наблюдая за вами становится страшно: оказывается подводный мир столицы гораздо глубже, чем я думал. Вы, мой друг, владеете магией получше многих арханов. И все же многого еще не умеете. Однако для рожанина очень неплохо.
— Но недостаточно, чтобы стать телохранителем, — устало ответил Рэми, принимая совенка на запястье. Тисмен улыбнулся в полумраке, погладив нахохлившуюся птицу. И Рэми вдруг вспомнил, что зеленый маг любит природу… может, так же сильно, как и Рэми. И что они даже чем-то похожи.
Похожи! Смешно. Рэми — рожанин, беглец. Тисмен — гордый архан. Разница очевидна… вроде как.
— Видишь ли... — начал Тисмен. — Я могу называть вас на «ты»? — Рэми
— Знаки чего? — спросил Рэми.
Он пересадил совенка на плечо и нашел среди ветвей ели невесть как тут оказавшуюся розу. Магический парк… что же ты испортил эту сладость настоящего, пахнущего хвоей леса… испортил бархатным ароматом цветущих роз, мягкостью лепестков на ладонях.
— Твоей избранности. И речь не идет ни о твоем желании, ни о нашем, а о воле богов.
— Мне говорили, что боги надо мной не властны.
— Иногда я в это верю, — задумчиво ответил Тисмен, смотря, как роза в руках Рэми вдруг становится бутоном. Рэми усмехнулся, разжал пальцы, и цветок упал на тропинку, вонзился в снег, стебель его начал удлиняться, разветвляясь, наращивая листья, и стремительно превращаясь в украшенный ярко-красными цветами куст. — Ты особый. И мне стало страшно, когда ты появился.
— Почему?
— Потому что человек-судьба появляется нечасто. А когда появляется...
— То кто-то умирает. И что-то заканчивается.
— Чаще всего — династия, — заметил Тисмен.
— Ты тоже считаешь, что я опасен? — спросил Рэми, ломая новый цветок.
— Не играй со своей силой! — предупредил Тисмен. — Не сейчас, когда не до конца понимаешь, что делаешь... отдай цветок. — Рэми отдал, и Тисмен отбросил его в снег. — «Тоже» — это о Мире, правда? — Рэми вновь кивнул. — Нет, не считаю. Сказать по правде, и Мир вряд ли считает. Просто ты ему очень нужен, Рэми, всем нам нужен.
Рэми посмотрел на Тисмена и вздрогнул. Морозный воздух понемногу возвращал разум, и Рэми всеми силами пытался собраться с мыслями. Не сказать лишнего. А говорить нельзя было о двух людях. О Урии, что дал ему тот амулет, и о Жерле… что предупреждал о Мире, хотя ничего о нем знать не мог. Эти люди слишком дороги, чтобы их вот так просто выдать. И потому надо молчать.
Позднее... он подумает об этом позднее. Сейчас начинает болеть голова. От горьких мыслей, от зелья Тисмена, от внимательного взгляда мага.
— Ты ведь не читаешь мыслей? — запоздало спохватился Рэми.
— А следовало бы? — насторожился Тисмен.
Рэми не хотел отвечать на этот вопрос. Он вообще недолюбливал этого «добренького» телохранителя, доверяя открытому и ироничному Кадму, да и вечно злому Лерину, гораздо больше. Те хоть понятны. Тисмен подобен ласковому ручейку… никогда не знаешь, когда поток окрепнет, превратится в горную реку и снесет тебя со скал.
Лицемер. Рэми ненавидел лицемеров. А Тисмен нахмурился на миг и сказал вдруг: