Ложь и вороны
Шрифт:
Ева упала на бок, но по-прежнему безразлично глядя перед собой. Тогда Констанс ударил ее пару раз ногой под ребра, наклонился над ней, схватил за подбородок и прошипел:
– Я очень не люблю, когда мне не подчиняются! Будешь хорошо себя вести - будешь получать поощрения, будешь вести себя плохо - будешь страдать.
Он отпустил ее голову и, по-видимому немного успокоившись, принял свое обычное непринужденное положение.
– Теперь поговорим о наших правилах. В Гнезде есть свой распорядок. Еда два раза в день. Умывание один раз в день. Тренировочная площадка четыре часа в день, каждый блок в свое время. Общественные работы четыре часа в день, каждый блок в свое
– Эдельвейс, - и усмехнулся.
– Такой же невзрачный, как и ты. Соответственно, друг друга бойцы должны называть новыми именами, а не старыми. Ты все поняла?
Девушка еле заметно кивнула. Она до сих пор лежала на спине, как ее оставил Констанс.
– Будем надеяться. Все, уберите ее, - приказал он стражам. Когда те поволокли ее к выходу, хозяин сделал пометку в своей тетради и снова усмехнулся.
– Эдельвейс, черт тебя дери! Видно, у кого-то кончилась фантазия.
Когда Ева-Эдельвейс снова оказалась в камере, она свернулась калачиком на своем тюфяке и попыталась успокоиться. Болели бока после ударов хозяина, да еще и стражники не преминули возможностью применить силу по дороге к камере. Это была простая демонстрация власти и вседозволенности.
Девушке стоило больших трудов, чем она ожидала, сохранять спокойствие в кабинете Констанса. Так или иначе, она решительно не собиралась играть в их глупые игры, потому что знала - ее жизнь уже кончена, нет смысла оттягивать неизбежное.
Воронье Гнездо. Конечно, она имела представление, где находится. Страна носила название Дезерт-Эну, что означает «большая пустыня», потому что большую ее часть составляли пустыни различного характера. Дезерт-Эну - одна из немногих стран, в которой до сих пор господствовали устаревшие порядки, такие как многоженство. Законным считалось насилие и рабовладение. Та часть страны, где расположилось Гнездо, называлась Каменистой пустошью. До границы страны с одной стороны, как и до ближайшего поселения внутри страны было несколько часов верховой езды.
Гнездо, по сути своей обычная яма для проведения боев до смерти, пользовалась огромной популярностью как среди жителей Дезерт-Эну, так и среди испорченной и богатой знати из других государств. Тем более, как говорили, представления занимали весь день, и зрителям предоставляли комнаты для ночлега за отдельную плату. Недостатка в зрителях не было. Огромный комплекс с ареной в центре, гостевыми комнатами с одной стороны и камерами для цирковых собачек с другой стоил немалых денег при постройке, но окупился буквально сразу же. Вот чего не хватает современному обществу! Бойцов приобретали по всему континенту законным и незаконным способом, и многие закрывали на это глаза.
В очередной раз Ева со злостью вспомнила Квинта. Сволочь, он нашел способ еще и заработать на ней! Кто бы сомневался, что такая жадная тварь упустит возможность набить свой кошелек. Наверняка она не первая, кто оказался здесь по его вине. Но если подумать получше, прибыль не может быть его основным мотивом. Ведь он заплатил за оружие в два раза дороже, чем мог бы. И эти слова про давние счеты с ее отцом… Получается, таким образом он хочет отомстить Леви?
Настроение было такое поганое, что впору расплакаться, но слезы не появлялись, и Ева бессильно лежала в темноте камеры. Как назло, сон тоже не шел. Вскоре отступили и лишние мысли, в голове как будто клубился туман. Ева начала привыкать к этому состоянию. Так было проще всего.
Время летело незаметно, и ушибы перестали беспокоить. Ева представляла, что видит перед собой не серые каменные плиты, а ночное небо.
От той наивной и доверчивой девочки с добрыми намерениями и живыми глазами не осталось ничего.
Тем временем по коридору и всем прилежащим помещениям разнеслось эхо шагов. Топот множества босых ног. Голоса - высокие, низкие, веселые и грустные, спокойные и возбужденные. Слышалось звяканье замков, скрип металлических решеток. Этот гул прошел волной и постепенно схлынул, когда люди разбрелись по своим камерам. Теперь можно было услышать лишь тихие разговоры и возню.
Камера Евы не стала исключением. Стоило охране удалиться - их шаги были звонче из-за наличия обуви - как около Евы тут же присела на колени девушка, склонилась над ней и шепотом заговорила:
– Я так рада, что ты проснулась! Тебя привезли ночью. Утром, когда я ушла, ты все еще спала, а когда я зашла сюда перед общественными работами, тебя уже не было. Ты, наверно, ходила к Констансу? Он тебя запугивал?
Ева ничего не ответила, но соседка по камере словно не обратила на это внимания. Так же шепотом она продолжала:
– Мое имя Хильд, но здесь меня называют Нарцисс.
Девушка выглядела немногим старше двадцати. Она оказалась обладательницей медно-рыжих волос и веснушек, большогоколичества синяков и ссадин на руках и ногах и шрама от края правого глаза до середины щеки. Но Ева, конечно, не могла ничего этого видеть, ведь она лежала лицом к стене.
– Я подслушала разговор охраны ночью. Тебя зовут Ева. Евангелина - красивое имя. А как тебя назвал Констанс?
Снова молчание.
– Я понимаю, тебе сейчас должно быть очень тяжело, - прошептала Хильд-Нарцисс, которая не привыкла отступать перед трудностями, - но нужно жить дальше! Да, у нас у всех очень мало шансов, но все же… - Девушка немного помолчала. Думала, что еще сказать. У нее появилась догадка.
– Ты не знала, что попадешь сюда, так ведь? Тебе больно, потому что тебя предали люди, которым ты доверяла.
– Отвали, - сквозь зубы прошипела Ева. Под ее злобой явно скрывалась горечь. Хильд попала в самое яблочко.
Но девушку не расстроил такой ответ. Она знала, что на правильном пути.
– Извини… Здесь примерно половина людей, которые попали сюда незаконно. И я в их числе. Кстати, всего нас около сотни. Хотя каждую неделю наш состав меняется в пределах двадцати человек. Вот и две мои предыдущие соседки… облажались, так что уже больше недели я здесь одна. Поэтому я рада, что тебя поселили ко мне. В нашем блоке мы с тобой - единственные девушки. В Гнезде их вообще очень мало. Ну то есть не то, чтобы мало, они просто не задерживаются.
Хильд немного помолчала, подбирая слова. Мысленно она выбранила себя за то, что сказала такое в первый же день. Не было секретом, что женщины умирали здесь достаточно часто. Иные держались до двух-трех месяцев, то есть пять-шесть поединков, и на это было несколько причин. Хильд боялась еще больше расстроить этим свою новую подругу, поэтому оптимистично добавила:
– Я здесь уже полгода. Провела одиннадцать поединков. С одной стороны, это хороший результат - не все мужики на такое способны! А с другой… все вокруг дохнут как мотыльки. Как гребаные мотыльки, которым отпущен срок для жизни длиною в месяц.