Ложь моего монстра
Шрифт:
Я бегу так быстро, как никогда в жизни, и это включает в себя тренировки, военные миссии и скоростные упражнения. Иная энергия овладевает мной до тех пор, пока все, на чём я могу сосредоточиться, это добраться до Кирилла.
Мне требуется больше времени на то чтобы, наконец, оказаться на расстоянии вытянутой руки. Его большое тело распростёрто на снегу лицом вниз. Брызги крови окружают его и оставляют красные следы на снегу. К моему горлу подступает тошнота, а сердце разрывается на части.
Это чувство ничем не отличается
Падая на колени рядом с ним, я хватаю его за плечо, а затем переворачиваю. Лёгкий вздох срывается с моих губ, когда я вижу огромную дыру в середине его груди и его белый пуховик, пропитанный кровью. Щетина, покрывающая его щеки, выглядит слишком чёрной и жёсткой на фоне его бледнеющей кожи. Мои дрожащие пальцы осторожно касаются крови, вытекающей из его рта.
Его... вырвало кровью?
О боже. О, нет.
Пожалуйста, нет.
Я подношу дрожащую руку к его носу, и задерживаю дыхание, пока жду от него признаков жизни.
На самом деле, время, которое я жду, ничтожно мало, но мне кажется, что это годы. Чем дольше я не чувствую дыхания, тем сильнее бьётся моё сердце.
Я чувствую вкус соли, и только тогда понимаю, что рыдаю. Моя рука безумно дрожит, и при виде крови мне хочется вырвать. Дело не в том, что я брезглива, а в том, что это кровь Кирилла.
Он потерял так много крови.
Слабо, но я все же чувствую его дыхание. Оно ничтожно маленькое, но это все, что мне нужно. Я отрываю кусок своей рубашки и надавливаю на рану в безнадёжной попытке остановить кровотечение. Затем я думаю о том, чтобы поднять его и отнести к снегоходу, который застрял на середине холма, но я боюсь усугубить его травмы.
Поэтому я немного приподнимаю его и приседаю позади него так, чтобы его спина была прижата к моей. Затем я продеваю свои руки через его и начинаю подниматься.
Я падаю обратно вниз.
Это невозможно.
Он не только намного крупнее меня, но и без сознания, из-за этого ощущается ещё тяжелее.
Если я буду пытаться поднять его, я никогда не смогу вовремя оказать ему помощь.
Я отказываюсь от этой идеи и кладу его на спину. Затем я хватаю его за ноги и начинаю тащить по снегу. Таким образом, я не усугублю его травмы. Но это все равно тяжело. Мало того, что он буквально состоит из мышц, так ещё и холм такой крутой, что мои ноги горят, дрожат и подгибаются от напряжения.
Но я не останавливаюсь и не делаю пауз, разве только для того, чтобы убедиться, что он не бьётся головой о кочки. Как только я добираюсь до снегохода, я осторожно отпускаю его
Моё сердце сжимается и разбивается при виде огромной раны на его груди, но я не позволяю себе застрять в этой петле.
Я единственная, кто может ему помочь.
Я должна спасти его.
Эти мысли наполняют меня новой энергией, которая позволяет мне затащить его на снегоход.
Я пытаюсь удержать его в вертикальном положении, когда сажусь перед ним, обвивая его тело вокруг своего для большей безопасности, а затем курткой привязываю его к себе. Я собираюсь ехать как можно быстрее, и я не могу допустить, чтобы он упал в середине пути.
Убедившись, что он в безопасности, я ищу по GPS ближайшую больницу, а затем веду снегоход на большой скорости. Я игнорирую звук других снегоходов, следующих за мной. Вероятно, это дядя Альберт и таинственные люди, которых он привёл с собой.
Мне плевать, потому что я серьёзно настроена. Если он хотя бы попытается помешать мне помочь Кириллу, ситуация очень быстро станет по-настоящему ужасной.
Мне требуется тридцать минут, чтобы добраться до больницы, и это только потому, что я действительно ехала на максимальной скорости снегохода, наклонившись вперёд, чтобы Кирилл мог облокотиться на меня и не упал.
Я готова была въехать на снегоходе через двери больницы, но из здания выходят несколько медсестёр с оборудованием. Я пытаюсь помочь им поднять Кирилла на носилки, но отступаю назад, когда они отталкивают меня, потому что понимаю, что они знают, как это сделать правильнее.
Врач надевает на его лицо кислородную маску, а затем мы все бегом идём по унылому белому коридору.
— У него два огнестрельных ранения в груди, — говорю я им чётко голосом, который не узнаю. — Он также упал с холма и потерял много крови.
Доктор выкрикивает какие-то указания медсёстрам, затем запрыгивает на носилки, как бы оседлав его, и разрезает куртку Кирилла.
Моё горло сжимается при виде двух пулевых отверстий, из которых хлещет кровь. Одно из них выше другого. У одного вокруг больше крови, чем у другого, и из-за этого его пресс и татуировки окрашиваются в красный цвет.
О боже.
Это... там, где его сердце?
Я стараюсь пройти с ними дальше, но медсестры останавливают меня и просят подождать снаружи. В тот момент, когда дверь отделения неотложной помощи закрывается, я соскальзываю на пол, слезы и кровь капают на белый кафель.
Я поднимаю свои красные руки и смотрю на их резкий контраст с флуоресцентными лампами. Они выглядят размытыми сквозь мои слезы, и это состояние – тот факт, что я теряю контроль над реальностью, кажется таким окончательным и критичным.