Ложь моего монстра
Шрифт:
— Нам нужно доставить его домой самолётом. Сейчас же.
— Я не рекомендую этого делать, — говорит доктор. — Это может усилить нагрузку на его рану. Лучше подождать по крайней мере сорок восемь часов...
— У нас нет даже одного часа, — я обрываю его тоном, не допускающим возражений. — У нас есть медицинская бригада, которая будет заботиться о нём во время полёта, так что я уверен, что с ним все будет в порядке. Виктор, ты все приготовил?
Человек-гора прищуривает глаза и смотрит на меня.
— Если это ещё одна из твоих
— Речь идёт об обеспечении безопасности Босса. Мы с тобой, можем не ладить, но у нас с тобой общая миссия, — я смотрю на него, приподняв вверх подбородок. — Я прошу тебя отложить наши разногласия в сторону и сосредоточиться на этом. После того, как мы доберёмся до Нью-Йорка, ты сможешь делать все, что хочешь.
Он все ещё смотрит на меня с явным подозрением. Виктор никогда не доверял мне, и он не стеснялся высказывать это Кириллу, но я действительно надеюсь, что он видит, что мы здесь на одной волне.
Если мы столкнёмся, у нас не будет способа исправить эту ситуацию.
После почти полной минуты молчаливого созерцания он поворачивается к людям, которых привёл, и коротко приказывает им по-русски подготовить самолёт.
Однако я все ещё не вздыхаю с облегчением. Я не могу, пока Кирилл не окажется в безопасности за пределами России, вне досягаемости моего дяди.
Пусть даже временно.
Я на взводе.
Ощущение клаустрофобии, которое я испытывала с тех пор, как поднялась на холм, никуда не исчезло. Ни тогда, когда мы покидали русскую землю, ни тогда, когда приземлились в аэропорту, и даже не во время поездки к дому, на протяжении которой нас сопровождало большинство телохранителей Кирилла, включая Юрия и Максима.
Мне удаётся перевести дух только тогда, когда Кирилла поселяют в домашнюю клинику, и врач говорит, что ему нужен только покой, чтобы полностью выздороветь.
Анна плачет, увидев его. Карина бежит через весь сад, спотыкается и падает, но снова встаёт и когда добирается до его постели, начинает рыдать.
Юлия наблюдает за происходящим с порога со своим бесстрастным выражением лица, затем поворачивается и уходит. Как будто мужчина, борющийся за свою жизнь, не её плоть и кровь, не её старший ребёнок.
Как будто ей было все равно, что с ним случится. Черт возьми, она могла бы даже пожелать его смерти.
Константин, однако, подходит и обнимает свою сестру, пока та рыдает и зовёт Кирилла по имени.
Эта сцена роет все глубже и глубже, чёрную дыру в моей груди, пока мне не становится трудно дышать и оставаться рядом с ними.
Несмотря на то, что я не хочу выпускать Кирилла из виду, рядом с ним много людей, которые заботятся о нем.
И мне нужно выбраться отсюда. Сейчас же.
Я выскальзываю из заднего входа клиники
Когда я нахожусь далеко от всего этого хаоса, я прислоняюсь к дереву и закрываю глаза. Холодный ветерок проскальзывает сквозь барьер моей одежды и пробирает до костей. Я глубоко вдыхаю, но все ещё не могу нормально дышать.
Я постукиваю себя по груди, глядя на облачное небо сквозь листву дерева. Но чем дольше я стучу, тем труднее дышать.
Что-то застряло внутри, и выпустить это наружу невозможно.
Что мне теперь делать?
Я явно предпочла Кирилла своей семье. Если я когда-нибудь захочу увидеть их снова, по крайней мере, в мирных условиях, мне нужно доказать, что он не имеет никакого отношения к резне.
Но теперь, когда произошёл этот инцидент, я сомневаюсь, что он когда-нибудь снова будет мне доверять. Черт возьми, он может убить меня.
Что мне тогда делать? Умолять? Покинуть корабль и искать новую работу?
Может быть, мне нужно посвятить свою жизнь поискам моего брата Антона. Прошло много лет с тех пор, как я видела его в последний раз, но мне все ещё нравится думать, что он где-то жив. Что он ищет меня так же, как я ищу его.
Когда-то давно он был единственным, кто прямо говорил мне правду. Папа слишком сильно любил меня, чтобы когда-либо ругать. Одной улыбки, поцелуя или даже невинного моргания моих глаз достаточно было, чтобы он полностью простил все мои дурные поступки.
Мама могла читать мне нотации, но она также ужасно избаловала меня, и это было одной из причин, почему я была так чрезвычайно защищена.
Антон, однако, был тем, кто мог сказать мне:
— Тебе нужно повзрослеть, Малышка. Наши родители не будут жить вечно.
Я ненавидела то, каким грубым он был в то время, но я вернулась к его словам после того, как убежище, которое мои родители построили для меня, раскололось и превратилось в лужу крови у меня на глазах. Мне пришлось повзрослеть в кратчайшие сроки, и полагаться только на себя.
Но теперь я устала. Жаль, что у меня нет Антона. Жаль, что я не могу найти его и сказать ему, что сожалею о том, что была избалованным ребёнком.
Но это значит, что мне придётся уехать.
Мысль о потере всего, что у меня было с Кириллом до сих пор, заставляет моё сердце обливаться кровью. Но также, как и мысль о потере моей семьи.
Моя цель.
Причина, по которой я притворяюсь мужчиной.
Как человек справляется с тем, что его разрывают на части эмоции? Как мне снова взять себя в руки после сорока восьми часов сущего ада?
— Саш.
Я вытираю уголки глаз от слез и поворачиваюсь лицом к Максиму, рядом с которым стоит Юрий.
Их вид снова вызывает у меня эмоции. Я просто хочу обнять их и поплакать, но это было бы просто странно.
Максим сжимает моё плечо.
— Ты в порядке?
Я киваю.