Ложь во спасение
Шрифт:
– Ты всегда… целуешь женщин, которые де… рутся?
– Ко… нечно! – ответил он, весело и близко блеснув в темноте глазами. – Все… гда!
– Я думала, я умру, – пожаловалась Лена, пряча голову у него на груди.
– Не умирай, – попросил он серьезно. – Только не умирай, пожалуйста. И купи себе зарядное устройство для телефона в машину…
– Но у меня ведь… у меня ведь нет…
Она хотела напомнить ему, что у нее в принципе нет машины, поэтому и нет никакого смысла в покупке зарядного устройства, но не успела, потому что он вдруг снова приподнял ее подбородок, обхватил лицо ладонями и поцеловал.
Не став дожидаться, пока подъезд опять превратится в корабль, она на всякий случай заранее покрепче обхватила его руками за шею. Шея была крепкой, и коротко стриженные кудрявые волосы на затылке, которые она робко перебирала пальцами, была похожи на шелковые колечки, а от прикосновения к ним пальцы сводило сладкой судорогой, и сердце таяло внутри, превратившись в мятный леденец. От Женьки пахло терпкой и невыразимо прекрасной осенней свежестью и чуть-чуть бензином. От этого запаха, от этой крепкой шеи и шелковых колец под пальцами можно было сойти с ума, как сходят с ума от счастья. Наверное, потому, что это на самом деле и есть счастье…
«И никогда в жизни я не перестану его любить», – с глупой радостью подумала Лена и прижалась к нему еще крепче.
Его сердце стучало так близко, как будто было у нее внутри. Как будто было ее собственным запасным сердцем – с правой стороны.
Корабль, на котором они целовались, теперь превратился в космическую ракету, пролетающую мимо мерцающих звезд.
– А теперь? – спросила она с живым интересом, близко разглядывая его гладко выбритый подбородок. – Теперь ты меня зачем поцеловал?
– Просто так, – ответил он не задумываясь. – Потому что мне так… захотелось.
Потому что ему так захотелось!
Лена снова спрятала лицо у него на груди. Она догадывалась приблизительно, как выглядит сейчас ее лицо. Именно так, как и должно оно выглядеть после того, как Женька, подкараулив в подъезде, до смерти перепугав, целует ее два раза, при этом заявляя, что ему так захотелось.
Зрителям младше шестнадцати лет просьба удалиться из зала…
– Лен, ты чего? – щекотливо пробормотал он над ухом, пытаясь ладонями приподнять ее голову. Как будто собираясь поцеловать ее снова, в третий раз.
Если он сейчас поцелует ее в третий раз – она точно умрет. Умрет, не сходя с места, повиснув у него на шее, от разрыва сразу двух сердец, имеющихся в наличии. А если не поцелует – она умрет два раза подряд.
– Ничего, – ответила она сердито и отвернулась. – Я ничего. Это ты – чего. Это ты меня сначала пугаешь, а потом целуешь…
– А надо было наоборот?
– Что – наоборот? – не поняла Лена.
– Сначала поцеловать, а потом напугать, да?
– Я же сказала – псих сумасшедший… Ты таблетки пьешь, которые я тебе выписала?
– Пью, – подтвердил он с пионерской готовностью. Потом подумал немного и добавил: – А ты думаешь, это от них, от таблеток?
– Что – это? – опять не поняла Лена.
– Ну, это, – ответил Женька и глубокомысленно замолчал.
В молчании они некоторое время еще поприжимались друг к другу. Лена повдыхала Женькин аромат – осенняя свежесть с примесью запаха бензина, как всегда, ни намека на одеколон или туалетную воду, – два раза незаметно поцеловала его в джемпер, потом еще один раз, вздохнула и отстранилась.
Вот и все.
– Я думаю, вместо того чтобы стоять в подъезде, мы могли бы зайти в квартиру как нормальные люди.
– Давай, – согласился Женька, отпуская ее. – Давай зайдем в квартиру, как нормальные люди. А мы нормальные люди, Лен?
– Пока нет. Но вот сейчас зайдем в квартиру и станем сразу нормальными, – пообещала Лена. – Только ключи найти надо. Они где-то здесь, на полу, валяются…
Женька отступил на пару шагов и начал послушно искать колючи на полу. Стало вдруг холодно, особенно холодно в тех местах, которые только что касались теплого Женьки, а макушка, в которую он так тепло дышал, вообще начала покрываться ледяной коркой.
– Нашел, – сообщил Женька, протягивая ключи. – А ты почему так сильно меня испугалась, что даже ключи уронила?
– А как же?! – рассердилась она. – Как же я еще могла тебя испугаться, когда ты набросился на меня в темном подъезде, ни слова не сказав? Не сильно, что ли? Прекрати уже задавать глупые вопросы!
На связке висело всего-то три ключа – один от дома, другой от ординаторской, третий от маминой квартиры, – но разобраться в этих трех ключах было решительно невозможно. Она все перебирала их, все разглядывала, злилась на себя и категорически не понимала, чем они отличаются друг от друга, такие одинаковые ключи.
Заблудилась в трех соснах, называется. Пришлось тыкать в замок наугад, и ключ, конечно же, не подошел.
– Замок сломался? – заинтересованно спросил Женька. – Так и будем, значит, в подъезде торчать?
– Не будем, – ответила Лена.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас именно торчать в подъезде. Торчать в подъезде до скончания жизни или по крайней мере до утра. Потому что этот подъезд оказался совершенно чудесным, каким-то волшебным подъездом, запросто превращающимся в корабль. Космический или такой, на котором плавают по морю.
Черт, и почему он не поцеловал ее в третий раз? Не захотел, что ли? И почему она сама его не поцеловала?
Ключ, легко войдя в замочную скважину, повернулся.
– Ну вот мы и дома, – сказал Женька, переступив порог и обращаясь, по всей видимости, к картине, висящей на стене. К незримому льву, коню и спящей женщине. Ко всем сразу или к каждому по отдельности. Голос прозвучал весело, как будто он совсем не жалел, что чудесное космическое путешествие закончилось. Лена обиделась, но виду не подала и наклонилась, чтобы расшнуровать ботинки.