Ложь во спасение

Егорова Ольга И.

Ее голос вдруг дрогнул, и она быстро отвернулась и вышла из кухни. Послышался звук открывающейся двери. Евгений стоял несколько секунд на месте, пытаясь прийти в себя, а потом бросился следом.

– Янка! – На пороге он схватил ее за плечо, сильно, до боли сжал пальцами и повернул к себе лицом. – Неужели ты не понимаешь, что все это кто-то подстроил?! Что кто-то специально…

– Пусти, – ответила она глухим голосом. В темноте прихожей он заметил, как блеснули непролившиеся слезы у нее в глазах. – Пусти, мне больно.

Он разжал пальцы, отпуская ее.

Понимая, что отпускает навсегда.

Он не хотел удержать ее. Просто не мог смириться с тем, что она уходит, так и не поверив. И в этот момент снова почему-то вспомнил про крошечное золотое колечко с мелкой россыпью бриллиантов. Подарок, который вручил бы ей на день рождения, если бы судьба не распорядилась по-иному.

Вспомнил, но ничего не сказал.

– Я зайду за своими вещами на днях. Может быть, завтра, – сказала она в пустоту открытой двери и вышла, осторожно прикрыв ее за собой.

Евгений еще долго стоял в прихожей, прислонившись к стене. Взгляд, словно прикованный к циферблату, следил за движением секундной стрелки, неторопливо совершающей свой привычный путь. Он смотрел на часы и не чувствовал времени. И вдруг, прямо у него на глазах, стрелка остановилась. Часы замерли и перестали ходить.

В наступившей тишине теперь он слышал только глухие удары своего сердца.

Наступившая ночь была беззвездной, темной и тихой. Голова по-прежнему болела, но сил, чтобы подняться с постели и сходить на кухню за таблеткой анальгина, не было. Мышцы как будто исчезли, превратились в рыхлую и бесполезную вату, а прежде неощутимая кровь стала тяжелой и горячей, как будто по венам тек расплавленный жидкий металл.

И даже думать было больно.

Евгений почти физически ощущал, как болезненно вздрагивает, напрягаясь, его мозг. Дрожит, как ягодное желе на тарелке. Во рту пересохло так, что язык прилипал к небу. Евгений все-таки заставил себя подняться с кровати, чтобы выпить стакан воды.

От кухни его отделяло несколько метров. Путь показался невероятно долгим – как будто он шел не по полу собственной квартиры, а по натянутой ленте беговой дорожки, которая вращается под ногами, создавая иллюзию движения вперед. Ощущение было странным и неприятным, а главное, было досадно из-за того, что он никак не может добраться до заветного крана с холодной водой.

Оказавшись наконец на кухне, он не стал включать свет, не стал даже открывать дверцу шкафа, чтобы отыскать стакан. Открыл кран до упора и приник ртом к холодной струе, лихорадочно глотая, почти захлебываясь, и все никак не мог утолить чудовищный приступ жажды. Брызги летели в разные стороны, намок ворот футболки, вода стекала за шею, щекотала живот.

Отдышавшись, он закрыл кран и прислонился к стене.

Чудовищная головная боль разрывала на части.

Едва ли удастся уснуть, подумал Евгений. Наверное, лучше выйти на улицу, подышать холодным осенним воздухом, чтобы прийти в себя.

В темноте он с трудом отыскал дверь ванной комнаты и включил свет. В зеркале отражалось бледное, помятое лицо с расширенными зрачками. Как будто из зеркала смотрел сейчас на него совершенно другой человек. Этот человек был значительно старше – возраст выдавали темные круги под глазами, глубокие морщины на лбу, усталая отрешенность во взгляде.

Из приоткрытой двери со стороны коридора доносились какие-то звуки.

Евгений попытался вспомнить, есть ли в квартире кто-нибудь, кроме него, и не смог. Человек из зеркала смотрел на него в упор и как будто собирался что-то сказать. Евгений медленно приподнял отяжелевшую руку и приложил к зеркалу ладонь, ощутив кожей его гладкую прохладную поверхность. Его пальцы легли сверху на пальцы зеркального двойника, и вскоре между двумя ладонями образовалась тонкая пленка едва ощутимого тепла, как будто человек с той стороны зеркала медленно оживал, обретая плоть и кровь.

Так и должно было случиться, подумал Евгений.

Двойники, которых мы придумываем себе сами, рано или поздно становятся самостоятельными. Рано или поздно они начинают жить своей собственной, отдельной жизнью и даже пытаются диктовать свои правила.

Он оторвал руку от стекла, испугавшись почудившегося ему чужого дыхания за спиной. Быстро открутил кран и снова начал пить большими, судорожными глотками. Потом опустил голову под холодную воду и долго, до ломоты в висках стоял, наклонившись над ванной. Когда он вышел из ванной в коридор, капли воды стекали по лицу на плечи и грудь, а сзади образовалась мокрая дорожка. Струя из незакрытого крана громко стучала о чугунную поверхность ванны. Он совсем не подумал о том, чтобы выключить воду, и теперь эти звуки журчащего за спиной водопада манили его обратно, приглашали утолить жажду, которая снова уже начинала мучить его.

Эта жажда казалась неистребимой.

Он хотел уже вернуться обратно, но почему-то, обернувшись, не заметил двери в ванную. Она как будто слилась со стеной или, возможно, была совсем в другом месте. Евгений поискал ее взглядом и не нашел. Зато впереди, в сквозном арочном проеме, мелькнула какая-то тень. Едва различимый прямоугольник тусклого света, виднеющийся впереди, словно рассекался этой тенью надвое. Было очевидно, что тень принадлежит человеку. Медленно, словно сквозь толщу воды продвигаясь вперед, Евгений заметил приглашающий взмах руки, четкое очертание которой отделилось от черного силуэта.

– Да, – сказал он в пустоту. – Да…

Тень человека поджидала его терпеливо. Он не испытывал ни страха, ни любопытства, только легкое раздражение от надоевшей сухости во рту и замедленности собственных движений.

Человек, чья тень лежала на полу, стоял возле окна. Сквозь открытые шторы был виден черный прямоугольник неба, и высокая фигура почти сливалась с этой непрозрачной чернотой. В тот момент, когда Евгений вошел в гостиную, черный силуэт отделился от неба, и в небе мелькнул белый просвет, как будто фигура на фоне окна и впрямь была его частью, его материальной составляющей. Дыра вскоре затянулась, человек приблизился и остановился в двух шагах, как будто не решаясь подойти ближе.

Евгений узнал его сразу.

Длинные волосы волнами стекали по плечам, отражая несуществующий свет. Рубашка из алого шелка небрежно расстегнута на груди, гладкая оливковая кожа обтягивает тугие мышцы.

Они не виделись сто лет, кажется.

Человек молчал, выжидая.

– Buenas tardes, – тихо сказал Евгений, не узнавая в тяжелой тишине своего голоса. И добавил, уже по-русски: – Надо же, какая встреча. За это стоит выпить, пожалуй. Подожди, у меня где-то в баре должна быть припрятана бутылка «Педро Хименес». Ведь это твое любимое вино. Ты помнишь?…