Шрифт:
Глава 1
Англия. Лондон 1846 год.
– И кто он этот Билл? – пытливо спросил Джон.
– Я не в курсе, – ответила Элизабет.
– Они встречаются?
– Джон, я, как и ты, мало что знаю о друге сестры.
– Люси тебе ничего не рассказывала?
– Нет! – немного злилась девушка.
– Разве вы не обсуждаете с ней такие вещи?
Элизабет остановилась и пристально уставилась на мужа.
– Джон, ты прекрасно знаешь мою сестру, и прекрасно знаешь, какие у нас с ней отношения. Зачем ты задаёшь мне эти вопросы?
Джон взял её за руку.
– Прости, не знаю, что на меня нашло. Внутри какое-то
– Ты просто волнуешься. – Прислонилась Бет к плечу мужа.
– Может быть…
– Вот только на тебя это не похоже, – засмеялась Бет.
– Что я слышу? Моя жёнушка считает меня «бесчувственным»?
– Не в коем случае, ты очень чувственный мужчина. Просто, я никогда не видела, чтобы ты чего-то боялся или волновался… тем более знакомства с парнем моей сестры.
– Я чувствую себя отцом, к которому пришёл друг моей дочери, чтобы попросить её руки…
Элизабет громко засмеялась.
– Чувствую себя старым.
– Перестань, какой ты старый? Люси младшая сестра, но не настолько, чтобы тебе в дочери сгодилась.
– Нужно идти, а то опоздаем на столь важное мероприятие.
– Зная свою сестру, не могу поверить, что это происходит с ней. Мы с ней не особо контактируем… верней сказать, она меня недолюбливает. Может из-за того, что родители постоянно ругают её, в отличии от меня? Она постоянно предъявляет им претензии по этому поводу.
– Я думаю причина не в этом. Люси прекрасно знает о своём неподобающем поведении, в частности с родителями. Здесь что-то другое.
– Не знаю. После того, как я уехала из Бейквелла в Лондон, наши отношения с Люси дали трещину. Много лет мы были чужими людьми. А когда я вышла за тебя замуж, мне кажется, она возненавидела меня ещё больше.
– Почему ты так думаешь?
– Когда я приезжала домой, у неё начиналась истерика. Мама говорила, что это ревность. У неё с самого детства ко мне ревность. В детстве, она ревновала ко мне отца, который был добр со мной. Она всегда напоминала мне, что он не родной мне отец; что он её отец и никогда не будет любить меня, как свою дочь. Её слова очень обижали меня, я всегда убегала на чердак: зажмусь в тёмном углу и плачу, свернувшись в калачик, а потом засыпала. Она мне говорила эти слова, и я верила ей, она ведь права: «я неродная, он никогда не будет любить меня». Но это не так: Виктор хороший человек и для него не было и нет «неродных детей». Он любит меня наравне с Люси. Он видел ситуацию и видел, как сестра травила меня и ей за это доставалось от него, отчего злоба сестры на меня только увеличивалась. У Люси такой нрав был в юности – варварский, бунтарский. Она постоянно доказывала родителям и мне, что она другая, не такая примерная, как я. Но я всегда знала, что этот её протест – просто защита. Люси добрая и ранимая внутри, но почему-то надела на себя непробиваемый панцирь и не стремится его снять. И в это есть моя вина.
– Нет, Бет, твоей вины здесь нет. В связи со своей профессией, я хорошо разбираюсь в людях и, когда в первый раз увидел твою сестру в вашем доме, понял одно: утрата матери следствие её «панциря». Не знаю, что именно с ней произошло, но знаю одно – это отразилось на ребёнке. В столь раннем возрасте потерять ту, которую ты, будучи ребёнком безумно любил и был привязан – тяжело. Тяжело осознать и привыкнуть, что её больше нет и, что она, никогда больше не вернётся. А когда отец женился на твоей матери – это её задело. Она посчитала, что отец предал её мать. Это обида на отца. А вы с матерью, стали причиной предательства. Видя, как вы близки с матерью, ей также этого хотелось и, когда Шарлота хотела
– Дорогой, ты говоришь правильные вещи. Она неоднократно обижалась на отца и называла его «предателем». Но это было в детстве, потом вроде, она хорошо ладила с мамой, да и сейчас тоже.
– Потому что она хочет быть счастливой.
– Когда она написала мне письмо, что приезжает в Лондон, что хочет увидеться, что соскучилась – я была удивлена, и навострилась. Я не могла поверить, что она едет без злого умысла. Меня насторожил её приезд: я не знала, как она себя будет вести, снова будет мне высказывать неприятные вещи… но, нет, она словно изменилась, стала другой. Такой любящей.
– Да, я помню твой ступор, когда Люси набросилась на тебя с объятиями.
– Точно, я не могла просто поверить в происходящее. Но я была рада, что моя сестра, та, которую я люблю, тоже обратила на меня внимание и признала во мне сестру. Но подозрение на её счёт всё равно никуда не ушло. Не знаю, наверное, выработался рефлекс недоверия к ней, что она, что-нибудь, да выкинет в своём репертуаре. Снова «подставит мне подножку». И этот ужин не исключение… Ресторан – это всё на неё не похоже: Люси лучше предпочтёт бар…
– Так может этот Билл настоял на ресторане? Может он нормальный парень, не такой как её предыдущие.
– Хоть бы было это так. Родители, да и я сама, мы очень хотим, чтобы сестра обрела счастье и успокоилась. И конечно, чтобы ей встретился хороший человек.
– Так и есть, поверь, всё наладится. Тем более, чем старше мы становимся, тем мудрее. Эти её колючки уже должны отпасть.
Они подъехали к главному входу в ресторан, Бет взяла мужа за руку. По дрожащей руки жены, Джон ощутил лёгкое переживание Бет.
– Не переживай, всё пройдёт на ура. Я в этом уверен. Ну всё, идём, не будем её нервировать лишний раз.
Кучер открыл дверь в повозке, Джон вышел и подал Элизабет руку. Бет осмотрела своего мужа в новом амплуа, который так не любил он. На нём был великолепный фрак из ткани высокого качества, сине-серого цвета, плотно прилегал к телу, подчёркивая фигуру. Тонкая белоснежная сорочка. Чёрный жилет из атласного шёлка с цветочным узором бардового оттенком, вышитый вручную. Тёмно-серый, практически чёрный цвет брюк в мелкую клетку из саржевого хлопка. Шёлковый шарф эпонж под цвет брюк, который Джон постоянно дёргал, чувствуя себя в нём некомфортно. К такому образу, конечно, прилагался цилиндр, который Джон держал в руках. Ему привычна одежда, менее привлекающая внимание к его персоне, а такой образ, напоминал Джону, что он лорд, и ему нужно соответствовать этому титулу. Конечно, Джон гордился своей семьёй и фамилией, но ему никогда не нравились приёмы, всевозможные балы, который он обязан был посещать. Возможно, именно это поспособствовало тому, что Джон выбрал свой путь комиссара, и на долгое время уехал в Африку.
Элизабет подобрала для себя наряд в тон с жилеткой мужа, чтобы гармонично смотреться в обществе. В отличии от других дам, она одевалась исключительно не по моде. Плотно прилегающие корсеты, шуршащие атласные платья с пышными юбками – были не её. Она предпочитала лёгкие белоснежные сорочки из дорогого полотна, обшитые кружевным воротником и манжетами, широкие юбки из плотной ткани, в данном случаи бордового оттенка, а поверх, бордовый фрак, сшитый на заказ, подобный тому, что дамы надевают для конной прогулки. Её волосы цвета горький шоколад собраны в высокий пучок, подчёркивая тонкую шею. Лицо обрамляли два локона, закрученные в лёгкую волну.