Ложное впечатление (в сокращении)
Шрифт:
Кранц вышла из магазина и снова спряталась в тени. Сняв со своего приобретения обертку из рисовой бумаги, она опустила клинок в ножны, сшитые на заказ, чтобы носить их под джинсами. Ножны оказались точно по мерке: меч скользнул в них, как револьвер в кобуру.
Секретарша в приемной не смогла скрыть удивления при появлении швейцара, который внес и поставил на пол у стены деревянный футляр.
Анна не стала ничего объяснять, только представилась.
— Господин Накамура сейчас
— Беседует о чем? — поинтересовалась Анна.
— Не имею представления, — ответила девушка, немало, видимо, изумившись тому, что кандидат, приглашенный на собеседование, задает подобный вопрос.
Анна в ожидании уселась рядом с футляром. Японцы известны своей пунктуальностью, так что Анна не удивилась, когда без двух минут четыре появилась безукоризненно одетая женщина, поклонилась ей и пригласила следовать за собой.
— Благодарю, — сказала Анна.
Они прошли длинный коридор, остановились у последней двери. Секретарша тихо постучала, открыла дверь и объявила:
— Доктор Петреску.
Господин Накамура поднялся из-за стола и пошел навстречу Анне, которая застыла с открытым ртом. Причиной тому был не стройный низкорослый брюнет в костюме, явно пошитом на заказ где-нибудь в Париже или Милане. Анну впечатлил кабинет господина Накамуры — совершенный квадрат с цельным стеклом на месте одной стены. За стеклом располагался зимний сад — с извилистой «рекой», ивами по обоим ее берегам и мостиком, укрытым ивовыми ветвями.
На стене за креслом Накамуры висела картина — точная копия того, что было за стеклом. Анна закрыла рот и повернулась к хозяину кабинета.
Господин Накамура улыбался, очень довольный эффектом, который произвел его Моне, но его первый вопрос ошеломил Анну:
— Как вам удалось пережить одиннадцатое сентября? Если я правильно помню, ваш офис находился в Северной башне.
— Просто мне очень повезло, а вот некоторым из моих коллег…
Господин Накамура поднял руку:
— Приношу извинения. С моей стороны это было бестактно. Не возражаете, если мы начнем собеседование с вопроса о происхождении картин в этой комнате — и начнем с Моне?
— «Японский мост, пруд с кувшинками», картина маслом. Предыдущий владелец — некий мистер Кларк из Сангтона, штат Огайо. Продана на аукционе «Кристис» за двадцать шесть миллионов долларов, но я не знала, что ее приобрели вы.
Господин Накамура довольно улыбнулся.
Анна повернулась к противоположной стене, подумала и продолжила:
— Какое-то время я задавалась вопросом, где осела эта картина. Бесспорно, Ренуар. «Мадам Дюпре с детьми», также известна под названием «Урок чтения». Продана в Париже Роже Дюпре, чей дед купил ее у автора в 1868 году. — Анна повернулась к последней работе и объявила с улыбкой: — Проще простого. Одна из поздних работ Мане для парижского салона, написана, вероятно, в 1871 году. Название — «Обед в кафе „Гербуа“».
Накамура поклонился:
— Вы приняты.
— Принята, Накамура-сан?
— Разве вы прибыли не для того, чтобы поступать на должность исполнительного директора моего фонда?
— Нет. Мне лестно, что вы выбрали меня, но на самом деле я прилетела обсудить с вами совершенно другое дело.
Накамура кивнул с явным огорчением и перевел взгляд на деревянный футляр.
— Небольшой подарок, — улыбнулась Анна.
— В таком случае мне нельзя его открывать, пока вы здесь.
Анна утвердительно кивнула — она знала про этот японский обычай.
— Садитесь, пожалуйста. Итак, какова цель вашей встречи со мной? — спросил он, откинувшись на спинку кресла и пристально на нее посмотрев.
— Думаю, у меня есть картина, от которой вы не сможете отказаться.
— Не хуже той пастели Дега, что вы для меня купили?
— Ничуть, — слишком, пожалуй, восторженно ответила Анна.
— Художник?
— Ван Гог.
Накамура улыбнулся:
— Название?
— «Автопортрет с перевязанным ухом».
— Предполагаю, имеется в виду «Автопортрет», купленный пятым графом Уэнтвортом. О какой сумме идет речь?
— О шестидесяти миллионах долларов, — не моргнув, ответила Анна.
На миг непроницаемое выражение сменилось у него на лице удивлением.
— Почему этот шедевр оценивают настолько ниже его настоящей стоимости? — наконец спросил он. — Выдвигают какие-то условия?
— Продажа не должна стать достоянием гласности.
— Я всегда исхожу из этого принципа.
— Вы не можете перепродать картину как минимум десять лет.
— Картины я покупаю. Я продаю сталь, — сказал Накамура.
— В течение тех же десяти лет картину нельзя выставлять для всеобщего обозрения.
— Чьи интересы вы защищаете, юная леди? — спросил Накамура в лоб. — Брайса Фенстона или Виктории Уэнтворт?
Анна не ответила. Теперь она поняла, почему ее шеф в «Сотбис» как-то заметил, что недооценивать этого человека смерти подобно.
— С моей стороны было нескромно так ставить вопрос, — произнес Накамура. — Приношу извинения, — добавил он и поднялся. — Окажите мне любезность — позвольте обдумать ваше предложение до утра.
Он отвесил низкий поклон, давая понять, что встреча закончена.
— Разумеется, Накамура-сан, — сказала она, поклонившись в ответ.
— Прошу вас, доктор, обойдемся без «сан». В вашей области я вам уступаю.
Ей хотелось сказать: «Пожалуйста, зовите меня Анна — в вашей области я вообще полный профан».
Но она не решилась.
Накамура бросил взгляд на деревянный футляр:
— Мне не терпится посмотреть на подарок. Быть может, мы снова встретимся завтра, после того как я на досуге обдумаю ваше предложение?