Лучшая девочка на свете. Сказки для взрослых
Шрифт:
– А как вы себя чувствуете при этом?
– Как Зои… беспомощной и… остекленевшей.
– А что же ваш подросток? – продолжал копать психолог. – Что бы он ответил?
– Да он что, он и разговаривать с этими полудурками не желает!
– А ваш взрослый? Что же ваш взрослый? Мог бы он защитить и малышку, и подростка?
– А знаете что? – вдруг говорю я. – У меня нет ни малейшего желания взрослеть! Да, ни малейшего! Как только я повзрослею, я тут же превращусь в придурошного взрослого. Я забуду, какой была. Я забуду обо всем том, что причиняло мне боль в детстве и в отрочестве, и буду своим поведением причинять боль своим детям. Вы посмотрите вокруг: это ведь со всеми происходит!
– Ну хорошо, – благодушно соглашается мой
Два дня без Зои прошли ни шатко ни валко. Вместо того, чтобы наслаждаться собственным геройством в виде бесстрашного и самоотверженного спасения Зои, я корила себя за то, что безмолвствовала перед взрослыми и никак не заступилась за девочку. Да и мне, собственно, никто спасибо не сказал за героическое спасение ребенка. Неслыханная наглость! Вечер я решила все же не проводить в одиночестве, а надела одно из своих платьев с тропическим рисунком вместо привычных джинсов и отправилась на ужин. Ужинала я обычно за собственным столиком, но в этот вечер на лайнере устроили какое-то особенное представление, и всех рассадили за общими столами по восемь человек. Я оказалась в веселой компании уже слегка подвыпивших англичан и англичанок, которые были настроены на веселье любой ценой. Одна дама обратилась ко мне с вопросом:
– Скажите, это вы спасли маленькую девочку, когда был шторм? – в ее голосе звучало и любопытство, и восхищение. Я почувствовала, как что-то теплое и сладкое разливается по телу. Признание! Как мне его не хватало!
– Это было так храбро с вашей стороны, вы такая молодец! Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы вы не вмешались! – продолжила ее соседка, которая выглядела, как симпатичная экзальтированная курица.
Я пробурчала что-то типа: «Я не могла поступить по-другому», стараясь изо всех сил оставаться в рамках невозмутимой скромности и смиренности, а саму при этом била слишком сильная радость от похвалы.
– Нет, правда, вы – герой! – подхватил англичанин в синем твидовом пиджаке и светло-розовой рубашке.
– За вас! – поднял бокал другой джентльмен с красноватым лицом, одетый в великолепно отглаженную рубашку в сиреневую полоску с расстегнутым воротом. Все сидящие за столом подхватили: «За вас!»
Теплое и сладкое чувство признания и одобрения уже эволюционировало в состояние столь приятное, что его можно было сравнить только с сидением на облаке.
К моему удивлению, мне даже удалось расслабиться и повеселиться самой в этой шумной и бесшабашной компании. Иногда я с удивлением слышала, будто со стороны, как я шучу и, смеюсь. Оказывается, у меня есть чувство юмора!
В какой-то момент я вспомнила о Зои, и мое сердце наполнилось нежностью по отношению к ней. И тихой печалью, что она не здесь, со мной, а одна заперта в каюте, в то время как ее мать снова где-то треплется с подружками, а отец выпивает.
Но я не ощутила какого-то трагизма. Я знала, что моя любовь и привязанность к Зои постоянна и сильна. И она пройдет через любые стены и этажи. И я подумала, что Зои, наверное, тоже знает о моей любви и чувствует ее.
Но тут мой взгляд упал на двоих подростков, с которыми я недавно «с ветерком» прокатилась в лифте. Они стояли у входа в ресторан и глазами искали кого-то, наверное, своих родителей. И почему-то не находили. Я разглядывала их издалека, стараясь не пялиться. Но в какой-то момент мы встретились глазами. Мне стало неловко. Чудные какие! Одеты как оборванцы, хотя на таком приличном корабле нищебродов по определению быть не может. Но их прически! Головы то ли немытые, то ли лохматые и нечесаные, джинсы не первой свежести – и в таком виде прийти вечером в ресторан! И тут я вдруг очень четко ощутила разницу между ними и собой – я такая чистенькая, ухоженная, в платье и в хорошей компании. Взрослая, красивая, почти уверенная в себе женщина. И они – потерянные, как инопланетяне, не способные найти себе место на этом празднике жизни взрослых, выглядят так, что родителям за них должно быть стыдно. На минуту у меня вдруг даже промелькнула коварная мысль, что если бы я была мамой этой шпаны, то не стала бы кричать им и махать через весь зал, чтобы не позориться. Подумают ведь, что вот мамаша сама сидит расфуфыренная, шампанское пьет, а дети неизвестно где шляются и невесть как одеты.
Но тут вдруг что-то больно кольнуло меня. По-моему, это была совесть. Наверное, поэтому так и принято говорить: «уколы совести».
«И давно ли мы стали такими высокомерными?» – ткнул меня в ребро внутренний голос.
«Ну почему высокомерными? – Я стала кокетливо уходить от собственных обвинений. – Ребята выглядят как-то неопрятно, трудно этого не заметить».
«Ага, а кто еще недавно хотел остаться подростком навсегда, потому что они намного честнее и справедливее, чем взрослые?»
Тут я поняла, что спорить можно до бесконечности, но совесть все же права.
Хоть и больно осознавать свое несовершенство, но лучше жить с широко раскрытыми глазами, чем с малодушной совестью.
Я извинилась перед своими англичанами, сказав, что мне нужно отойти на пару минут, встала и подошла к подросткам.
Боже, при ближайшем рассмотрении они выглядели еще более устрашающе. Девица была с начесом из мелированных перьями волос и с одной серьгой в форме большого кольца в ухе, прям ни дать ни взять пиратка. Глаза она густо обвела черным карандашом, что плохо смотрелось на ее бледном от курения и недосыпа лице. Помада была ничего, пепельно-розовая. Но она уже почти стерлась. Одета девица была в джинсы и длинный балахон с размашистой надписью «Fresh» [1] . Белые кроссовки на липучке значились, пожалуй, единственным опрятным элементом в ее наряде.
1
Fresh по-английски имеет 2 значения: «свежий» и «нахал»
Парень же был – чудо природы! Тоже с начесом, с подводкой на глазах, но сделанной более утонченно. Если выражение лица девицы было скорее наглым и вызывающим, то у парня наглость и вызов уже эволюционировали в тотальное презрение ко всему и нарциссизм. Он был в модных, но несвежих джинсах, футболке с угрожающим общественности логотипом и длинном летнем пальто из тонкой материи.
«Вам, ребята, хоть на сцену, хоть в цирк!» – подумала я про себя.
Тем не менее, собравшись с духом, обратилась к ним довольно вежливо:
– Ребята, привет, помните меня? Вам помочь? Вы кого-то ищете?
– Да блин, нам родители оплатили ужины обычные, а этот какой-то с шоу, он дороже. И нас не пустят, наверное, – проигнорировав мое «привет» и вообще не глядя на меня, сказала девица.
– А ваши родители здесь? – спросила я, стараясь выглядеть серьезной. Честно говоря, я и понятия не имею, как обращаться с этими чертовыми тинейджерами! В их присутствии я чувствую себя дура дурой!
– Не-а, – глядя поверх меня с некой даже гордостью, сообщил парень. – Мы здесь сами.
– Ребят, пойдемте к нам за стол, поужинаете, – услышала я свой собственный голос как бы со стороны. И тут же ужаснулась сказанному. Ну куда, куда я поведу за стол этих… этих…
«Вообще-то они тоже люди!» – подсказала мне совесть.
– Че, серьезно? – ухмыльнувшись, спросила меня девица. А парень просто вскинул вверх свои красивые брови.
– Да, пойдемте, – решительно сказала я. – Мы с вами в одном лифте падали. Можем и за одним столом поужинать.
– Ну ладно, – слегка усмехнувшись, сделал мне одолжение парень. А на лице девицы в этот момент, несмотря на весь ее наглый имидж, вдруг появилось выражение испуга и нерешительности. Я часто видела такое выражение у Зои.