Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
– Лета, да надень же его, пока тебя не стошнило.
Я нахлобучил шлем, он вошел в шейное кольцо костюма и автоматически защелкнулся.
Билл Дзик явно наслаждался моими страданиями.
– Думаешь, в костюме безопаснее? Что ж, вход в атмосферу – самый опасный момент. Молись, Эмри, чтобы мы прошли верхние слои атмосферы быстрее, чем закончится запас прочности у костюмов. Они не предназначены для работы в космосе, в отличие от скафандров под давлением.
– А для чего они тогда вообще нужны?
– Для термоизоляции, – чуть более сочувственно пояснил Майкл. – Давление воздуха у поверхности Титана на пятьдесят процентов
Его слова меня отнюдь не ободрили.
– А как насчет самой посадки? Твой отец сказал, что мы станем имитировать траекторию автоматического зонда. Похоже, садиться мы будем жестковато.
Дзик хохотнул.
– Все будет в порядке, – заверил Пул. – У нас нет полного контроля инерции, нет и тормозного двигателя, но кресла защитят нас от самых мощных перегрузок. Просто сиди и не дергайся.
Тут Пул замолчал, и они начали предпосадочную проверку всех систем. Гарри прошептал мне на ухо, что с каждого из нас только что сняли свеженькие резервные копии и сохранили их в компьютерах гондолы. Но и эта новость меня не вдохновила. Я лежал совершенно беспомощный, упакованный в костюм и пристегнутый к креслу, а гондола падала в самый центр освещенной поверхности Титана.
Глава пятая
Титан
Через пятнадцать минут после отделения от «Краба» гондола вошла в верхние слои атмосферы Титана, разреженные и холодные. Нас окутала бледная голубизна. Уже на высоте примерно тысячи километров я ощутил первое снижение скорости. Атмосфера Титана густая и глубокая, и я падал прямо в нее спиной вперед.
Первые три минуты посадки оказались худшими из всех. Мы врезались в атмосферу с межпланетной скоростью, но она стала резко падать. На высоте трехсот километров перегрузки из-за торможения достигли максимума – шестнадцать «же». Окутанный инерционным полем Пула, я ощущал лишь легкую тряску, но гондола трещала и гремела, все ее стыки и структурные элементы боролись с предельной нагрузкой. Перед нами шла ударная волна, корабль окутала раскаленная газовая шапка: рассеивающаяся кинетическая энергия гондолы превращала воздух Титана в плазму.
К счастью, этот жесткий этап посадки был милосердно коротким. Но мы все еще беспомощно падали. Черед три минуты мы оказались на высоте полутора сотен километров и вошли в густеющую оранжевую дымку – органические продукты распада атмосферного метана под действием солнечных лучей. Пул набрал какую-то команду на панели. Над головой хлопнул вышибной заряд, запустив вытяжной парашют диаметром около двух метров. Он стабилизировал нас в густеющем воздухе, развернув спинами к Титану, лицом к небу. Затем развернулся основной парашют, ободряюще раскрываясь надо мной.
Минут пятнадцать мы дрейфовали, медленно погружаясь в глубокий океан холодного застойного воздуха. Пул и его коллеги собирали информацию с датчиков, измерявших физические и химические свойства атмосферы. Я молча лежал. Мне было любопытно, но страх за свою жизнь все не отпускал.
По мере погружения в углеводородный
Через пятнадцать минут спуска основной парашют был сброшен, а взамен раскрылся маленький стабилизирующий парашютик. Очень маленький. Мы начали падать куда быстрее в этот глубокий воздушный океан.
– Лета! – воскликнул я. – Высота еще сорок километров!
Дзик рассмеялся.
– Ты хоть что-нибудь знаешь о планете, которую якобы охраняешь, куратор? Воздух здесь плотный, а сила тяжести низкая, всего лишь одна седьмая от земной. Под тем большим парашютом мы болтались бы в воздухе целый день…
Гондолу дернуло в сторону порывом ветра. Ну, зато хоть Дзик заткнулся. Но по мере нашего падения ветер ослабевал, пока воздух не стал неподвижным, как глубокая вода. Теперь мы были погружены в оранжевый нефтехимический туман. Тем не менее солнце было ясно видно отсюда – яркая светящаяся точка, окруженная желтовато-коричневым гало. Ученые начали получать информацию о спектре солнечного гало, собирая данные об аэрозолях – взвешенных в воздухе твердых или жидких частицах.
Постепенно внизу стала видна и поверхность Титана. Я развернулся, чтобы получше ее разглядеть. Кучевые облака паров этана зависли над континентами из водяного льда. На поверхности я увидел крапчатый узор, состоявший из темных и белых пятен – они раскинулись на огромных площадях. Повсюду виднелись ударные кратеры и узкие извилистые долины, оставшиеся после потоков жидкого этана или метана. Команда продолжала собирать данные. Акустический излучатель посылал вниз сложные звуковые импульсы. Мириам показала, как некоторые эхо отражаются дважды – от поверхностей и от дна кратерных озер вроде того, куда спускался один из моих зондов.
Гондола покачивалась, вися на парашюте. Пул уменьшил инерционную экранировку, и при силе тяжести в одну седьмую от земной мне стало удобно в толстом и мягком костюме. Ученые негромко перебрасывались малопонятными фразами. Кажется, я даже ненадолго уснул.
Вдруг – резкий рывок, и я мгновенно проснулся. Парашют отстегнулся и теперь медленно дрейфовал в сторону, пошевеливая стропами наподобие медузы. В плотном воздухе и при малой силе тяжести мы падали очень медленно, но все же падали!
А потом, когда Дзик рассмеялся, увидев мое лицо, над нами раскрылся новый купол – точнее, шар. Это был самый настоящий воздушный шар диаметром метров сорок или пятьдесят. Гондола висела под ним на нескольких тонких веревках. Я увидел, как из ее корпуса появился шланг и, извиваясь, проник в устье шара, который начал надуваться.
– Так вот что у вас за план! – догадался я. – Облететь Титан на воздушном шаре! Не очень-то крутое достижение для человека, который сооружает межпланетные червоточины, правда, Пул?