Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Дозуа Гарднер

Элси была тут как тут – бронзовой статуей вырисовывалась на фоне заходящего солнца, слегка склоняясь под тяжестью живота, словно кренящийся под ветром корабль.

Мы свернули паруса и подошли к пирсу у весовой. Нина вся подалась вперед и пожирала глазами Элси, которая махала рукой капитану на палубе «Калифорнийца». Солидный и лихой, как и положено капитану, он тоже махал ей. Их лодка уже была закреплена на ночь канатами, улов взвешен, все аккуратно прибрано. При виде идеального уклада жизни Нина глубоко вздохнула, и никто окриком не одернул ее за то, что она прохлаждалась,

отлынивая от работы. Лучше всего оставить ее в покое и дать помечтать, пока она не вырастет из этих грез, как из детских штанишек. На это могут уйти десятилетия, но все же…

Команда моего «Амариллиса» сгрузила ящики с уловом портовому рабочему, который доставил их в весовую. Дальше располагалось производство, где береговая команда коптила, консервировала и отправляла рыбу вглубь страны. Община «Нью-Оушенсайд-Комьюнити» поставляла региону шестьдесят процентов рыбы, что было предметом гордости и оправданием ее существования. Десять наших мореходных команд по праву считались лучшими и гордились пуще всех. Рыболовный экипаж, хорошо выполняющий работу в соответствии с квотами, давал возможность целой системе работать бесперебойно. Мне посчастливилось владеть «Амариллисом» и являться частью этой машины.

Пришвартовав лодку, мы с ребятами сошли на пирс и обнаружили, что сегодня в весовой дежурит Андерс. А это означало, что целая неделя выходов в море могла оказаться напрасной.

Тридцать пять лет назад моя мать вырезала имплантат и уничтожила свою семью. Для такого, как Андерс, это было все равно что вчера.

Целых сорок напряженных минут старикан взвешивал наш улов и складывал цифры, после чего объявил:

– Вы превысили квоту на пятьдесят фунтов.

Квоты были единственным способом сохранить рыбное поголовье здоровым и пресечь чрезмерный отлов, дефицит и, как следствие, неизбежный голод. Комитет устанавливал их в зависимости от потребностей, а не от того, сколько ты можешь выловить. Превышение квот означало претензию на то, что тебе нужно больше других, и являлось страшным неуважением к комитету, общине, рыбным угодьям.

Ноги у меня подкосились, я чуть не села на пол. Я же знала, что взвесила все совершенно верно! Два дюжих моряка, Гарретт и Сан, беспомощно стояли перед одетым в скучную серую ведомственную форму весовщиком и смотрели на него. Я чувствовала себя так, словно никогда мне не суждено попасть в яблочко. Всегда я или сильно недобирала, или ловила лишнего от условной линии «правильно». Обычно я безмолвно принимала приговор весовщика и шла прочь, но сегодня, когда мы отпустили тунца и вместе с ним с дюжину фунтов нашего улова, смолчать я уже не могла.

– Шутите! – воскликнула я. – Пятьдесят фунтов?

– Так точно, – сказал Андерс и запечатлел приговор на доске у себя за спиной на виду у всех команд. – Этого ли не знать такому опытному капитану, как ты.

Он даже не взглянул на меня. Не мог смотреть мне в глаза, считая отбросом.

– Что же мне сделать, вышвырнуть излишки за борт? Мы съедим эти пятьдесят фунтов или пустим их на прокорм животным.

– Съедят, уж не волнуйся. Но за тобой будет записано, – и он сделал отметку у себя тоже, как будто полагал, что мы

нежданно придем и исправим вывешенную на всеобщее обозрение надпись.

– Может, нам к тому же не стоит выходить в море всю следующую неделю? – съязвила я.

Весовщик нахмурился и отвернулся. Пятидесятифунтовый перевес – если, конечно, он вообще существовал – пойдет на погашение недобора другой команды, и на следующей неделе наш улов будет нужен ничуть не меньше, чем на этой, несмотря на то, что кое-кто никак не желал этого признавать. Можно будет увеличить нашу квоту, как хочется Нине, и о перевесе вообще не придется беспокоиться. Хотя нет, тогда мы станем волноваться о недоборе и о том, что не заработаем кредит на прокорм наших ртов, не говоря о том дополнительном и столь желанном Ниной.

Излишки нужно наказывать, иначе все станут ловить больше и заводить младенцев, тогда что с нами будет? Слишком много ртов, нехватка еды, никакой жизнестойкости, чтобы пережить катастрофу, вслед за тем болезни и голод. Мне довелось повидать в архивах картинки, иллюстрирующие последствия многих катаклизмов.

Ровно сколько нужно, и не больше. Умеренность. Только, ей-богу, я не собираюсь выбрасывать пятьдесят фунтов ради того, чтобы мой протокол оставался чист.

– Мы закончили. Спасибо, капитан Мари, – произнес Андерс, стоя ко мне спиной, словно видеть меня не мог.

Когда мы выходили из весовой, я заметила возле дверей Нину, которая удивлялась происходящему. Я подтолкнула ее к нашей лодке, чтобы поставить «Амариллис» на ночной отдых.

– Не могут так врать весы «Амариллиса», – проворчал Гарретт, когда мы гребли к месту стоянки. – Может, фунтов десять. Но не пятьдесят.

– Готов поспорить, Андерс поставил ногу на платформу весов и сделал нам назло накрутку, – предположил Сан. – Замечали, что когда взвешивает он, у нас постоянно перевес?

Да, это мы все заметили.

– Правда? Но зачем ему это? – удивилась Нина. Простодушная Нина.

Все посмотрели на меня. Казалось, нас придавило тяжкое бремя.

– Что? – не унималась Нина. – Что такое?

О таком не говорят во всеуслышание, и Нина слишком молода, чтобы быть в курсе. Все остальные знали, на что шли, когда заключали со мной трудовое соглашение. Только не Нина.

Я покачала головой:

– Нам никогда не удастся доказать, что Андерс подставляет нас, спорить бесполезно. Придется проглотить, и дело с концом.

– Если таких провинностей получить много, семью расселят.

Вот это повод для беспокойства, верно?

– И сколько же должно быть провинностей? – поразилась Нина. – Он не может так поступить. Или?

Гарретт улыбнулся и попытался снять напряжение. Когда я унаследовала лодку, он первым нанялся ко мне. Нам довелось многое пережить вместе. Он сказал:

– Просто надо узнать график работы Андерса и позаботиться о том, чтобы приходить, когда в весовой дежурит кто-то другой.

Хотя обычно никакого графика не было – когда приходил бот, на вахте в весовой мог оказаться кто угодно. Меня бы совсем не удивило, если Андерс высматривал и поджидал бы нас, чтобы нечестно приписать нам лишний штрафной вес.