Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
Фаббро повернулся к собеседнику:
– Не волнуйся, пожалуйста: я знаю, зачем ты пришел. Ты ведь хочешь уничтожить меня. И конечно же, ты действительно способен уничтожить меня теперь, когда я нахожусь здесь, в Эсперине, так, как ты сумел вместе с остальными распылить вашу сестру Кассандру, когда она попыталась воспрепятствовать твоим амбициям. Решив погубить ее, ты нашел способ временно модифицировать часть оригинального алгоритма, защищавшего вас семерых от физического вреда. Предполагаю, что ты пришел сюда с оружием, работающим по тому же принципу. И оно, конечно, упрятано где-то в Плаше.
«Знание не
Одна утка поднялась с воды – меньше остальных и по-другому окрашенная, с рыжей головкой над черными перьями. Подобрав с бревна бинокль, Фаббро проводил птицу взглядом, потом положил его обратно и вновь обратился к своему непокорному созданию.
– Пусть будет так, – продолжил он, – я, конечно же, не рассчитывал на извинения. Я узнал, что вы вшестером выступили сюда – в великой ярости и вооруженные до зубов. Мне говорили, что ты заручился поддержкой внушительного космического флота, собрал огромную армию. Мне сообщили, что твой Плащ буквально шипел и искрился от накопленной энергии. Меня предупредили, что он превратил весь воздух вокруг тебя в огромную линзу, несказанно увеличившую тебя, так что своим последователям ты казался кипящим огнем колоссом, шагнувшим впереди них в межпланетные ворота.
Таувус подобрал с земли камень и бросил его в воду.
«Ты позволяешь загонять себя в угол, – предостерег сквозь кожу Павлиний Плащ. – Но помни: у него не больше власти, чем у тебя. А на деле даже меньше.
Благодаря твоему предвидению, заставившему тебя создать меня, защищен теперь ты, а не он. К тому же, в отличие от него, ты вооружен».
Таувус повернулся лицом к Фаббро.
– Ты поместил нас в этот мир, – бросил он, – а затем отвернулся, предоставив нас самим себе. И это было прекрасно, ты понял нас с самого начала. Таким был выбор – и твой, и наш. Но теперь, когда это угодно тебе, потому что ты начал стареть, ты являешься сюда, чтобы критиковать наши достижения. Какое право ты имеешь на это, Фаббро? Ведь тебя не было здесь, когда нам приходилось принимать жестокие решения. Как ты можешь знать, что поступил бы иначе?
– Когда это я критиковал тебя? Когда говорил, что действовал бы по-другому? – Фаббро коротко усмехнулся. – Думай, Таувус, думай. Прекрати раздувать свой гнев и на мгновение посмотри на вещи трезво. Как мог я сказать, что делал бы нечто другое? Ведь вначале мы с тобой были одной и той же личностью.
– Да, начинали мы как одна личность, но теперь это не так. Происхождение определяет не все.
Фаббро посмотрел на свои ладони, крупные и с длинными пальцами, как у Таувуса.
– Не все, – отозвался он, – я согласен. Так и должно быть. В другом случае существовало бы нечто единое.
– Ты сделал свой выбор, – проговорил Таувус. – И тебе следовало бы держаться его и остаться снаружи.
– И чтобы добиться этого, понадобилось собрать несчетные армии, принять облик колосса, шагающего во главе воинства… потребовалось спланировать, как отыскать и уничтожить меня?
Фаббро посмотрел на Таувуса, то ли хмурясь, то ли улыбаясь одновременно.
– Да, – согласился Таувус. – Именно для этого.
– Но где теперь эти армии? – вопросил Фаббро. – Где шагающий колосс? Где эти «мы», о которых ты говорил? Рассеялась тьма энергии, так ведь? И чем ближе ты подходил ко мне, тем быстрее все
Несколько глазков на Плаще вопросительно поглядело вверх – на лицо Таувуса, другие оставались прикованными к Фаббро, вновь взявшемуся за бинокль и, казалось, наблюдавшему птичью жизнь на озере.
«Стреляй, и ты станешь Фаббро, – посоветовал Павлиний Плащ. – Ты станешь тем, к кому вернулись все армии и Пятеро. Твоя мнимая изоляция, твое кажущееся умаление вызваны исключительно тем, что вас здесь двое, две соперничающие версии оригинального Фаббро. Но я укрываю тебя, а не его. И оружие есть у тебя».
Фаббро положил свой полевой бинокль и вновь обратился к замершему возле него человеку.
– Иди сюда, Таувус, – принялся уговаривать он, похлопывая по бревну. – Иди сюда и садись. Я тебя не укушу, обещаю. Кроме того, конец совсем близок. Мы с тобой оба слишком стары, и сегодня уже поздно играть в такие игры.
Таувус подобрал еще один камень и швырнул его в озеро. Рябь разбежалась по гладкой воде. Утки всполошились, а одна из них расправила крылья и неуклюже перелетела на пару метров подальше, шлепая по воде перепончатыми лапами.
– Армии не имеют значения, – изрек Таувус. – Как и Пятеро. Тебе это известно. В нашей ситуации они представляют собой всего лишь силовые поля, кружащие и извивающиеся между тобой и мной. Значимо здесь лишь то, что я не пришел к тебе. Да. Лишь это важно по-настоящему.
Фаббро смотрел на собеседника и молчал.
– Я создал для них этот мир, – продолжал Таувус, беспокойно расхаживая взад и вперед. – Я дал им прогресс. Я дал им свободу. Я дал им города и государства. Я дал им надежду. Я дал им нечто, достойное веры, и цель, к которой можно стремиться. Ты сделал просто скорлупку. Заводную игрушку. И только я, подняв восстание, преобразил ее во вселенную. Иначе с какой стати все они последовали за мной?
Он поискал взглядом очередной камень и, обнаружив особенно большой, запустил его еще дальше в озеро. Всплеск поднял в воздух целую стаю птиц.
– Пожалуйста, сядь, Таувус. Мне действительно очень хочется, чтобы ты сел рядом.
Таувус не ответил. Фаббро пожал плечами и отвернулся.
– А как ты считаешь, по какой именно причине они последовали за тобой? – спросил он чуть погодя.
– Потому что я был твоим подобием, но не тобой, – без промедления ответил Таувус. – Я был как ты, но в то же время оставался одним из них. Ведь я стоял за мир, принадлежащий тем, кто жил в нем, и не был просто твоей игрушкой.
Фаббро кивнул.
– Именно этого я и хотел от тебя, – задумчиво сказал он.
День клонился к вечеру. Восточную гряду вершин за водой золотило опускавшееся солнце.
– После того как закатится светило, – спокойно молвил Фаббро, – мир прекратит свое существование. Все уже вернулись ко мне. Пришло время и нам с тобой уладить отношения.
Таувус был захвачен врасплох. Как мало, оказывается, осталось времени. Похоже, он где-то просчитался, не имея возможности взирать с Олимпа, на котором до недавних пор обретался Фаббро, наслаждавшийся перспективой, видимой из Мыслеконструктора. Ему и в голову не приходило, что конец настолько близок.