Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
«Жизнь, – сказал он однажды, – это вокзал».
Она не знала, что с этим делать. Но знала одно: чтобы постигнуть суть человека, он брался за все, что делают люди. Сброшенные им тела оставались с героиновой зависимостью, генитальными язвами, похмельем и сознательно подхваченными вирусами, которые должны были самоликвидироваться, однако делали это не всегда. Время от времени, то ли в качестве извинения, то ли по каким-то своим собственным непостижимым причинам, он отправлялся к пластическим хирургам на сои Ковбой и возвращался полным трансгендером, вероятно, даже не задумываясь о том, что хозяин заимствованного тела предпочел
Но именно его жажда риска – даже если сам он ничего этого не переживал, даже если его истинная личность независимо существовала где-то на периферии, в каком-то укромном местечке на Земле или на ее орбите – пробудила жажду риска в ней.
В первый раз, когда она убила человека…
Они отправились на поиски опиума и нарвались на засаду. Главарь банды заорал: «Убить этого, в чужом теле, а катоя брать живьем! Мы ее продадим».
Она действовала интуитивно. Она не сознавала, что делает, пока все не кончилось. Ее нож…
Лезвие, сверкнувшее в неоновом свете.
Крик, короткий удар… бульканье.
Кровь испортила ее вторую лучшую блузку.
Треск чего-то ломающегося – боль накатила позже. Ее ударили в нос.
Выбор Дарвина наблюдал.
Она убила второго бандита голыми руками, вдавливая большие пальцы в его дыхательное горло до тех пор, пока он не перестал брыкаться.
Она уложила его на землю едва ли не с нежностью.
Боль, такая сильная, что требовала крика, только легкие не действовали.
Они выстрелили в нее из тазера [101] , но она почему-то не отключилась.
Она упала, но вперед, на человека с электрошокером, разделив с ним поток электричества, и обнимала его, пока вокруг не осталась только темнота.
– Ты пережила клиническую смерть, – сказал он ей позже. Судя по голосу, он был впечатлен. – На что это похоже?
– Ни на что, – ответила она. – Там ничего не было.
– Ты просто отключилась?
Ей пришлось рассмеяться.
101
Тазер – электрошоковое устройство, выстреливающее на расстояние в несколько метров два электрода в виде «гарпунов».
– Можно и так сказать.
В тот вечер, когда ее выпустили из больницы, они занимались любовью. Она облизывала его соски, медленно, и чувствовала, как плоть твердеет под ее рукой. Она гладила его, зарываясь лицом в пышные груди. Он протянул руку, тронул ее, и это было как удар электрическим током. Она все время думала о тех покойниках…
Когда она кончила, он сказал:
– Ты сделаешь так еще… – И это был не вопрос.
Она настраивалась на информационные узлы окружающих, принимая входящие и исходящие сетевые потоки, – малайские бизнесмены были здорово закодированы, они перекрыли целый диапазон частот, через который было невозможно пробиться – почти невозможно.
Парень со старомодной книжкой в мягкой обложке слушал в случайном порядке такую же старомодную подборку композиций – она уловила, как «Дорз» исполняют
Поезд ожил, слизень отрыгнул пар, весь состав дрогнул, начиная движение по гладким путям, и парни-слизничие посыпались с него, словно блохи.
Настройка, сканирование: кто-то в двух вагонах отсюда ловит веб-канал с реальным порно, обнаженные тела сплетаются в подобие гобелена, какой-то пляж – невозможно определить, остров Самуй или место за пределами Земли.
Босс Туй:
– Есть хочу!
Мулан Руж:
– Еда скоро будет… – В вагоне-ресторане все уже готовится, вок дымится, рисоварка исходит паром, ящики с пивом стоят в ожидании.
– Хочу кимчи!
– Я уточню, есть ли у них… – Хотя она знает, что нет.
– Не стоит, – тягуче, медленно прогудел один из Жаб. – Я взял для босса.
Словарный запас невелик – Жаб выводят не ради их мозгов. Хотя ей стоило бы поинтересоваться…
– Положил в холодильник.
Она наблюдала, как Жаба открывает то, что австралийцы именуют «эскимосиком». Там оказались сосуд с кимчи и… прочие припасы.
Например, банка с живыми мухами для Жаб. Например, что-то похожее на плодный мешок, обложенный сухим льдом…
Прочие вещи.
Она предоставила все это им, а сама вернулась к наблюдению и ожиданию.
«Ты сделаешь так еще», – сказал тогда Выбор Дарвина. И он (она, оно) был прав. Ей понравилось – с яростью приходило ощущение всемогущей силы, и если ее контролировать, то ее можно использовать. Сила зависела от того, как ты ее используешь.
Она считала прошедшие года числом хирургических усовершенствований и мертвых тел. Три во Вьентьяне – она отправилась туда вместе с Выбором Дарвина, чтобы купить припрятанный кем-то образчик примитивного искусства виртуальной реальности, созданный коммунистами, – сделка не удалась, и ей пришлось казнить двух мужчин и женщину, пока те не сбежали. После этого она вставила себе змеиные глаза. Один мужчина и один катой в Чиангмае – ВД покупал подлинный виртуальный артефакт «Гильдий Ашкелона», который оказался подделкой. Тогда она поставила себе усиленный скелет…
С каждым новым убийством – новые части тела. И с каждой частью – все больше силы, не превосходившей, однако, его силу.
Выбор Дарвина все реже и реже появлялся во плоти. Ей пришлось метаться в поисках работы, наниматься телохранителем, киллером – но иногда, только иногда. Наконец ВД перестал появляться вовсе. Он однажды попытался объяснить ей…
– Мы зациклены на своем «я», но, в отличие от людей, мы сами сознаем свою зацикленность. Не «сознаем» в смысле – понимаем сознанием, или тем, что называют сознанием люди. «Сознаем» в смысле, что мы – мы можем – знаем каждую петлю цикла, каждую схему и схему за ней. Цифровую, а не неврологическую. И поскольку мы сознаем это, мы меняем, трансформируем код, поглощаем код, разделяем…