Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
– Дом Эрнста Маккола, – словно со стороны услышал Саймон собственный ответ.
Но этого оказалось недостаточно. Похоже, без очевидных причин протоколы безопасности ужесточили. Робот высокомерно осведомился о цели предполагаемого визита.
– Я нашел его потерявшегося пса, – заявил молодой атум.
Никакого пса поблизости не наблюдалось, но ответ, похоже, удовлетворил спрашивающего. Саймон продолжил свой путь в туннель с ограниченным доступом, мимо пышных садов, греющихся светом таким же ярким, как на Земле, мимо бесконечной вереницы цветов и
«А что, если Маккола нет дома?» – спрашивал сам себя Саймон.
Но Маккол был дома. Пожилой атум обрадовался, увидев у своих дверей нежданного гостя.
– Входи, мой мальчик. Я как раз собирался пропустить стаканчик на ночь.
– Не хотелось бы вас беспокоить, – солгал Саймон.
– Никакого беспокойства. Прошу в дом! – Маккол всегда был костлявым. Как-то раз Саймон нашел его снимок девяностолетней давности: худой лохматый мальчишка лет восьми, блестящие глаза смотрят прямо в камеру, а губы сжаты и слегка припухли, словно он съел что-то, вызвавшее отек. Взрослая версия этого мальчика сохранила юношескую живость, только волосы стали мягкими и на удивление черными. Большую часть своей жизни Маккол провел в крошечных мирах и благодаря недостатку гравитации, а также мафусаиловой диете сохранил сухопарое изящество прежнего мальчишки.
– Вина? – предложил Маккол.
– Нет, благодарю, – отказался Саймон.
Главный атум Гектора стоял рядом с изысканным баром: это сооружение, отделанное редкими металлами, располагалось в центре огромной комнаты, спроектированной исключительно для развлечений. Однако же Маккол так и не удосужился достать пустые бутылки, а уж тем более наполнить их. Он только пристально разглядывал Саймона и улыбался. Что-то в его облике и молчании подсказывало гостю, что его появление здесь не является неожиданностью.
– Мой пес, значит? – спросил Маккол.
Саймон вздрогнул.
Улыбка стала заметнее. Мужчина шагнул ближе, заговорил ровно, неторопливо и спокойно:
– Что тебе известно, мальчик мой?
Саймону было почти пятьдесят, его собственное детство осталось далеко позади.
– До тебя дошли кое-какие новости, верно?
– О псах, – отрапортовал Саймон.
Маккол пожал плечами:
– А еще что?
– Что-то должно произойти.
– Происшествия неизбежны. Что-то конкретное?
– Двадцать восемь часов назад…
– Стоп. – Маленькая рука поднялась, едва не коснувшись груди Саймона. – Ты ничего не знаешь. Совершенно ничего.
– Ваши псы спят, – продолжил Саймон.
Хозяин дома промолчал. Он ждал.
– И есть еще кое-что, об огне.
Улыбка померкла, но голос стал дружелюбнее. Теперь в нем звучало любопытство. Может, даже удивление.
– Так что же насчет огня?
– Я изучал ваши работы, сэр. – Саймон по привычке слегка склонил голову, признавая более высокий статус собеседника. – Вам нравится сравнивать метаболическую активность с огнем.
– Другие тоже используют эту аллюзию.
– Но в бытность молодым атумом вы потратили массу времени и сил, жалуясь на ограничения в нашей работе. Вы говорили, что каждый атум связан по рукам и ногам драконовскими законами. Говорили, что жизнь, которую мы создаем, похожа на едва тлеющий огонь. Вы надеялись высвободить энергию органического вещества. Принципиально новые биохимические процессы, уникальная генетика, сверхэффективная утилизация мертвого и отработанного материала… Вы были одним из самых ярых поборников отмены устаревших Нормативов: только тогда наша молодая профессия смогла бы породить огненную бурю жизни, свободно распространяющуюся по Вселенной.
– Понятно, – тихонько засмеялся Маккол. И повторил: – Понятно.
– Так что же не смогут остановить власти?
Атум не ответил; вместо этого он спросил:
– Как по-твоему, почему высококвалифицированный исследователь, человек, успевший добиться столь многого, с такой охотой отправился в столь отдаленное место? Ради чего Эрнест Маккол, отказавшись от всех выгодных предложений, отправился в долгий путь к этой ничтожной глыбе изо льда и космического мусора?
Саймон промолчал.
– Псы существуют, – признался Маккол. – Кстати, они скоро должны проснуться. Десятилетия исследований и целый ряд тайных лабораторий позволили совершить несколько революций в области продуктивности и приспособляемости организмов.
– Это сделали вы?
– Не я один. – Атум тряхнул густыми черными волосами. – Еще десяток блестящих соратников, работающих вместе со мной, и союзники в двадцати других мирах. Конечно, ум у меня тонкий и смелый, но гордыней я не страдаю.
– Но ведь один из ваших соратников – я, – заметил Саймон.
– О нет, нет. Я бы тебя привлек на свою сторону, молодой человек. На самом деле именно поэтому я отговорил нескольких вероятных работодателей брать выпускников из твоего класса. Я был уверен, что смогу использовать твои таланты здесь, рядом.
– Но я же ничего не сделал.
– Именно так, – согласился Маккол. – Признаюсь, для меня это стало сюрпризом. Я следил за тобой с тех пор, как ты сюда прибыл, – за твоей работой и в особенности за тем, как ты реагируешь на давление сверху. По чести сказать, я был разочарован. Мне нужна отвага, гениальность. Способности без вдохновения хороши для мира коммерции, но не для тех, кто мечтает о великих свершениях.
Лицо у Саймона вспыхнуло, словно ему дали пощечину. У него сдавило горло, стало трудно дышать, а затем, несмотря на отчаянные попытки взять себя в руки, он заплакал, и слезы потекли по его покрасневшим щекам.
– Но тем не менее ты мне нравишься, – продолжал Маккол. – А поскольку ты не посвящен в детали моего плана и остановить то, что вскоре должно произойти, невозможно, я решил сделать тебе подарок. Воспользуйся этим шансом, чтобы незаметно ускользнуть. Через четыре часа от Гектора отходит транспорт. Там будут свободные места; советую тебе занять одно из них.