Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
Последовал быстрый, двухминутный прыжок в центр городка, причем последние секунд тридцать флоттер пикировал так резко, что полет напоминал скорее свободное падение, от которого подкатывало к горлу. Выбранное Бразом заведение – кафе «Рембрандт» – оказалось помещением с некрашеными стенами, низким потолком и чадящими масляными лампами. Столь грубая попытка создать атмосферу шестнадцатого века была слегка сглажена мягким сиянием десятков репродукций с картин мастера, выполненных, по-видимому, какими-то люминесцентными красками.
Пышногрудая официантка в нелепом платье с оборками (тоже под старину) провела нас к столику под огромным автопортретом
Я никогда раньше не видел местный «флагон» – плоский металлический сосуд с завинчивающейся пробкой. Он появился на столике первым и, судя по объему, вмещал достаточно вина, чтобы помочь и пищеварению, и непринужденной беседе.
Следуя рекомендации диетологов, я заказал себе порцию тушеных овощей: животные протеины Секи могли вызвать у меня сильнейший приступ ксеноаллергии. Среди прочего, чего я не помнил о своем предыдущем визите на эту планету, был вопрос о том, входили ли в наш рацион мясо и рыба местного происхождения. Но даже если я без всякого для себя вреда ел их тридцать лет назад, то сейчас вполне мог заработать белковую аллергию. Как сказал мне врач «Хартфорда», моей изрядно состарившейся пищеварительной системе могло оказаться не под силу расщеплять инопланетные протеины до безопасных аминокислот.
Браз учился на Земле, в Калифорнийском университете, за казенный счет (что обошлось недешево) и теперь, согласно контракту, обязан отработать десять лет на государственной службе – это равнялось четырнадцати земным годам. Он получил научные степени по математике и макроэкономике, но ни одна из них не пригодилась ему в скучной чиновничьей работе. Чтобы не терять квалификацию, Браз три раза в неделю преподавал и писал научные статьи, которые читали от силы десять-пятнадцать специалистов. К тому же все они не согласны с его умозаключениями.
– Как же получилось, что вы стали консультантом-танатологом? – спросил Браз. – Или вы мечтали об этом с самого детства?
– Если не получится стать ковбоем или пиратом.
Он улыбнулся:
– Не видел на Земле ни одного ковбоя.
– Пираты их всех выловили и заставили пройти по доске. – Я усмехнулся. – На самом деле, перед тем как завербоваться в армию, я был бухгалтером, а после демобилизации поступил на подготовительные курсы при медицинском колледже. Потом переключился на психологию и начал специализироваться на проблемах бывших военнослужащих.
– Вполне естественно. Познай себя – так, кажется?
– Именно так. – Я бы даже сказал: «Найди себя». – Кстати, к вам на Секу приезжает много ветеранов?
– Не так уж… Во всяком случае, не с Земли и не с дальних планет. Ветераны обычно не могут похвастать достатком.
– Это точно.
Перелет с Земли на Секу и обратно действительно стоил как очень приличный дом.
– Как я понимаю, лечение ветеранов также много денег не приносит.
– Конечно. Все, что у меня есть, – результат моей многолетней криминальной деятельности. – Я улыбнулся, и Браз вежливо хохотнул. – Дело в том, что ветераны, с которыми мне приходится иметь дело, люди не совсем простые и по большей части состоятельные, – объяснил я. – Люди с нормальной продолжительностью жизни в моих услугах обычно не нуждаются. Я помогаю тем, кто прожил уже не одну сотню лет, а такого без богатства не достигнешь.
– Им надоело жить?
– Это нечто более глубокое, чем потеря новизны ощущений. Людям со слабым воображением я не нужен. Они могут прекратить свое существование при помощи пули или веревки…
– Эвтаназия на Секе запрещена законом, – холодно заметил Браз.
– Знаю. Я и сам не в восторге от этого метода.
– Вы считаете, что эвтаназия отнимает у вас клиентов?
Я пожал плечами:
– Это как раз неизвестно.
Официантка подала закуски: мне – жареные грибы на палочке, Бразу – горшочек мелких хвостатых зверушек во фритюре. Их полагалось есть руками: брать за хвост и макать в острый желтый соус. Еда оказалась лучше, чем я ожидал: грибы были зажарены на палочках из какого-то ароматического дерева, напоминающего лавр; к грибам официантка принесла стаканчик с напитком бледно-лилового цвета, похожим по вкусу на сухой херес.
– То есть дело не в том, что им все надоело? – снова спросил Браз.
– Так обычно считается. В книгах и на головидении проблему, как правило, изображают именно так, но…
– Вы хотите сказать, что реальная жизнь не столь интересна? И она слишком сложна, чтобы воспринимать ее в обычном драматургическом ключе?
– Представьте себе, – сказал я, – что вы живете на свете несколько сотен лет: на Земле, по крайней мере, это возможно. При этом вы год за годом, десятилетие за десятилетием понемногу отрываетесь от родных корней, от привычной культуры. Все, что вам было знакомо и дорого, остается в далеком прошлом. Вы практически бессмертны – если не в буквальном, то в культурологическом смысле, – а ваши смертные друзья и родные, ваши коллеги умирают один за другим у вас на глазах. И поэтому чем дольше вы живете, тем крепче становится ваша связь с сообществом бессмертных.
– Но ведь есть, наверное, несогласные? Нонконформисты?
– Есть, конечно. «Чудилы», как называли таких ковбои.
– Пока их не истребили пираты. Ковбоев, я имею в виду, – улыбнулся Браз.
– Верно. Так вот, эти «чудилы» редко переживают первый добавочный век. Все, с кем они росли и взрослели, либо такие же бессмертные, либо давно умерли. Впрочем, речь не об этом… Как правило, долгожители организуются в свой особый социум, отличающийся необыкновенной сплоченностью. Поэтому, когда кто-то из них принимает решение уйти, подготовка к этому шагу оказывается довольно непростой, она втягивает в свою орбиту сотни людей. Именно на этой стадии и требуются мои услуги. Я выступаю в качестве своего рода… было такое старинное слово… душеприказчика. Фактически это распорядитель, управляющий имуществом: благо, у большинства долгожителей скопилось значительное состояние, а ближайшие родственники – праправнуки.
– То есть вы помогаете долгожителям поделить свое состояние между многочисленными наследниками?
– Все гораздо интереснее. С веками сложилась традиция рассматривать оставляемое наследство, так сказать, через призму личного эстетического самовыражения, посмертной воли. Именно поэтому мне и нравится называть себя душеприказчиком. Если бы вы просто умерли, предоставив разбираться с вашим наследством совершенно посторонним людям, это опошлило бы и вашу жизнь, и вашу смерть. Моя задача состоит в том, чтобы наследие такого-то стало как бы продолжением его физической жизни, значительным и долговечным. Выражаясь высоким стилем: чтобы память о человеке жила в веках. Иногда речь идет о материальных объектах, но чаще используются финансовые инструменты – пожертвования, благотворительность, спонсорство. Благодаря одному такому спонсору, кстати, я и оказался здесь.