Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Макдональд Йен

Прежде чем офицер успел отреагировать, она добралась до мертвой самки, одним глазом приглядывая за львами вокруг трупа. Те знали, что человек рядом, но не обращали на нее внимания, как и на кой–псов, столпившихся вокруг. Тахира быстро взяла образец ткани, бросила его в пакетик и вернулась к машине, потратив последние силы.

Она окончательно выдохлась. Сдалась на милость Шона, равнодушно наблюдая за тем, как все больше размывается пейзаж перед глазами. Прекрасно чувствовала толчки, скорость, тихий, приглушенный монолог из ругательств. Периодически теряя сознание, Тахира

сквозь дымку видела огни, суету, с трудом понимая, что ее уже привезли в курортную больницу. Кто–то громко спорил прямо над ней. От криков разболелась голова, и Гани провалилась в темноту.

Когда она открыла глаза, было светло, по–дневному светло, а язык больше походил на речное русло во время засухи.

— Врачи хотят, чтобы ты выпила вот это. — Над ней появился Шон, держа в руке прозрачную грушу с желтовато–зеленой жидкостью и трубочкой для питья.

Она сделала глоток и тут же сморщилась. Ничто на свете не могло придать электролитам нормальный вкус.

— Пуля повредила мягкие ткани, но важных органов не задела, — кротко сказал детектив. — Но дырка получилась большая. Им пришлось откачать немало крови.

Тахира уставилась на плотно забинтованную левую руку. Ничего не болело, но это, скорее всего, действовали лекарства.

— Я могу уйти?

— Думаю, они позволят тебе уйти, если ты подпишешь кучу бумаг и откажешься от помощи, чтобы потом никто их не винил.

— И куда мы? В тюрьму?

Он слегка прищурился:

— Может быть. Нам стоит об этом поговорить.

Насчет бумаг детектив не ошибся. Она подписала и заверила узором сетчатки штук шесть освобождений от любой ответственности, и только потом ее отвезли на моторизованной коляске к выходу и отпустили на все четыре стороны. Шон подал ей руку, Тахира не хотела так сильно на него опираться, но все равно пришлось. Он приехал на маленьком электромобиле. Его собственном, что ли?

— Ты не на службе? — Только сейчас Тахира поняла, что Молтерс одет в самую обыкновенную рубашку из солнцезащитной ткани и шорты цвета хаки. — У тебя выходной?

— Да. — Он забрался на водительское сиденье, включил кондиционер и принялся ждать, пока внутри станет прохладнее. — Не хочешь мне что–нибудь рассказать?

— А что, если не хочу?

Он пожал плечами. Взглянул на нее своими холодными голубыми глазами.

— Полагаю, я по–прежнему могу арестовать тебя по подозрению в пособничестве убийству.

— Никаких подозрений. Так и есть. — И Тахира все ему рассказала, откинувшись на все еще теплый пластик сиденья, пока машина зажужжала, оживая, и Шон поехал обратно в заповедник. Рассказала всю историю, начиная с экскурсии до засады охотницы и прибытия оператора.

Шон не произнес ни слова.

Гани закончила, когда они проехали в богато украшенные ворота заповедника, и закрыла глаза — выдохлась. В плече пульсировала тупая боль, которая явно грозила стать еще хуже.

— Охотница. — Шон припарковался в полуденной тени от солнечных батарей на крыше. — Удивлен, что ты не хочешь, чтобы я арестовал ее.

— Зачем? — Тахира открыла глаза. — Ее мир мертв, так же как и мой. Охотиться не на кого, дикого мяса больше нет. По крайней мере такого, каким она зарабатывала на жизнь.

— Она может вернуться, браконьерствовать.

— Не станет.

— Ты так уверена?

— Да.

Шон вздохнул:

— Значит, ты добилась справедливости. Львы убили мужчину, как и ту девочку. И теперь ты хочешь, чтобы я закрыл на это глаза. Ты думаешь, так все закончится?

Горечь в его голосе удивила ее.

— Ну, разумеется, ничего не закончится. — Она открыла глаза и спокойно посмотрела ему в лицо. — Не он заправлял операцией. Этот парень был всего лишь инструментом. Это слишком большой бизнес. Сомневаюсь, что это когда-нибудь закончится, Шон. — Одной рукой Тахира открыла электрическую дверь, удивившись, насколько тяжелой она ей показалась. — Для нашего вида смерть — это наркотик. И сейчас, когда мы вот–вот победим ее, человечество еще больше любит смотреть на чью–то гибель. — Она с трудом встала на ноги, когда Шон пришел к ней на помощь, и даже не покачнулась. — Но здесь это прекратится.

— И в этом ты тоже уверена?

— Да. Уверена.

Он поднял голову, взглянул на безоблачное голубое небо:

— Даже если ты умрешь?

— Если я умру, то информация, как все это остановить, попадет к тебе.

Тахира направилась к входу. Оценила расстояние. Далековато. Когда детектив нагнал ее, взял под руку, она не стала сопротивляться. Он злился, и его гнев распространялся на все вокруг, словно степной пожар.

— Хотелось бы знать, кто назначил тебя судьей и палачом.

Дверь просканировала имплантаты Тахиры и открылась, обдав прохладой. От стенного фонтана в воздухе пахло дождем, и Тани глубоко вздохнула, счастливая, что может сделать хотя бы это.

— Я назначила себя сама. — Она рухнула на подушки. — Там пиво в холодильнике. Не принесешь? Раз ты не на службе?

Он так и поступил, передал ей высокий бокал и сел напротив, задумавшись. Шон был старше Джена, на нем уже сказались годы работы. Тахира пригляделась к морщинам вокруг его глаз, видя отголоски прежней жизни, былых радостей и горя.

Неожиданно он взглянул на нее:

— Что значит для тебя этот заповедник?

Тани пригубила пиво, с удовольствием почувствовав холодный, слегка горьковатый вкус. Жизнь, подумала она, состоит из мгновений. Мы просто их не замечаем.

— Я задала себе этот вопрос уже очень давно. — Тахира рассматривала крошечные серебряные пузырьки, поднимающиеся в янтарной жидкости. — Я гораздо старше тебя, Шон. Я — продукт уже давно умершего мира.

— Африки, — пробормотал он.

— Африка — это континент. Лесото. Когда–то, задолго до твоего рождения, мой народ вырастил и вновь расселил львов по умирающим равнинам. Мы их всех убили и теперь, спустя поколения, воскресили. Только мы не знали, что земля вокруг уже умирает. И мы, народ лесото, справились с задачей. На какое-то время. — Она еле заметно приподняла одно плечо. — Но равнины умерли, потом погибли львы, и в конце концов… — Она сделала еще глоток. — Лесото тоже не стало. Здесь… я нашла осколок того, ушедшего мира.