Лучшая защита
Шрифт:
Народу сегодня было немного. Человек десять. В президиуме за красным пластиковым столом сидели Стелла и Явор…
Она была, как всегда, прекрасна. Гладко зачесанные светлые волосы, строгие зеленые глаза, идеальные черты лица… Одета девушка была в блузку с глубоким вырезом и, кажется, в джинсовые шорты или юбку. Нет, вряд ли Стелла наденет юбку. В такие дискриминирующие шмотки пусть рядятся старухи… В декольте можно было рассмотреть верхний край цветной голографической татуировки: что-то вроде букета, обвитого двумя змеями. Головки змей смотрели в разные стороны, их чешуя переливалась, создавая иллюзию объема, а дыхание Стеллы заставляло змей совершать
Явор, как и полагалось у «свободников», был одет в кожаные штаны и куртку на голое тело. Застегивать ее он не любил и всегда ходил, гордо выпятив волосатый живот. Он вообще был мохнатый, как обезьяна. Вечно не чесанная борода, волосы, схваченные на затылке в «хвост», глубокие залысины и масленые глазки дополняли этот портрет безумного бунтаря, причем не сказать, что дополняли до совершенства. Скорее наоборот. Но без Явора не было бы партии, а потому все преданные борцы его боготворили.
Все, кроме Игоря, которому очень сильно не нравилось, что лидер откровенно ухлестывает за Стеллой и повсюду таскает ее с собой. Не мог найти другую фаворитку, что ли? Вон их сколько бывает на митингах… Даже сейчас этот гиббон сидит и заглядывает ей за пазуху. Савельев ревниво покосился на Стеллу. А ей, похоже, это льстит. Наивная девочка! Нашла бога! Он же самый обыкновенный психопат. Наиграется в политику и пошлет все подальше вместе с обманутыми товарищами. И фавориток всех пошлет. И будет всем очень больно и обидно…
Игорь уселся в третьем ряду. Впереди расположились какие-то напомаженные мальчики, слева обнялась парочка, а в ряду позади томно поглаживали друг друга по коленкам две разморенные девицы. Такая вот партия… Идеологически — полный сброд. Только первый ряд занимали шесть или семь парней — настоящих борцов за свободу — крепких, коротко стриженных и одетых в черную рабочую униформу. Кулаки активистов то и дело взмывали вверх, а глотки издавали какие-то грозные звуки. Так ядро партии выражало восхищение очередным идеологическим штампом.
Стелла что-то говорила, но Савельев не слушал. Сначала он думал о том, что раньше, буквально вчера, присутствие людей из первого ряда напрочь исключало появление в зале типов, обосновавшихся на галерке. Бритоголовые могли запросто избить до полусмерти любого из воркующих во втором ряду мальчиков и даже не побрезговали бы наладить пинка «розовым» девочкам с четвертого, но теперь все изменилось. Почему — никто не знал. Похоже, и сам Явор не понимал причин такого перемирия. В редкие минуты, когда его взгляд отрывался от прелестей Стеллы, он смотрел в зал с легким недоумением, но не более того. Он словно бы думал: «Да-а… собрание сегодня явно подкачало… ну да ладно, народ, он и есть народ, сгодится любая масть: и голубая, и розовая… главное — заседаем, а значит, существуем…»
Стелла выдала очередной лозунг, бритоголовые вскинули пудовые кулачищи, а на лице Явора появилась гримаса легкой усталости. Игорь уже изучил повадки лидера и понял, что наступила пора кульминации собрания. Сейчас будет толкать речь Вождь. Стелла смены выражения на лице Явора видеть не могла, и он не без удовольствия остановил ее, положив волосатую лапу ей на бедро. Девушка запнулась и перевела полный обожания взгляд на лидера.
Савельев
Бритые дружно поддакнули, но все остальные восприняли вступление без энтузиазма. Явор с сомнением взглянул на второй ряд. Игорь про себя усмехнулся. Аудитория подобралась сложная. Обычным уличным трепом сегодня Явору было не отделаться. Стелла тоже почувствовала замешательство вождя и с тревогой посмотрела в зал. Взгляд ее остановился на Савельеве и тут же прояснился. Хотя бы один свой человек на собрании был, и это придавало Стелле уверенность, что все будет нормально. Может, новых членов партия сегодня и не приобретет, но мероприятие пройдет на должном уровне. Девушка наклонилась к Явору и что-то коротко шепнула. Волосатый кивнул и неожиданно перешел на иной сленг:
— Но инертность широких масс нас не испугает! В программе нашей партии четко прописаны необходимые меры по разогреву общественного мнения и привлечению народа на сторону здоровой оппозиции!
— Чего это он сказал? — в паузе спросил один бритый у другого.
— Знает, как праально бузить… ну, типа, против власти. — Второй ударил кулаком в ладонь.
— А-а…
— А разве обществу так уж необходима оппозиция? — невыносимо манерничая, спросил один из мальчиков со второго ряда.
— Посудите сами, — ни на секунду не задумавшись, отреагировал Явор. — К власти приходят неотесанные грубияны…
Первый ряд заржал. — …Глобализация экономики приобретает угрожающие масштабы, — продолжил Явор, обращаясь ко второму ряду. — Причем происходит это стараниями корпораций, работающих преимущественно на военно-промышленный комплекс. Кроме того, усиливаются общественные позиции военных, оборонный бюджет раздувается, средства массовой информации попадают под пресс несвободы, уже почти цензуры. Налицо все признаки надвигающегося тоталитаризма…
— Лихо чешет, — одобрительно буркнул какой-то из бритых. — А по виду вроде конкретный пидор…
Одна из дам в последнем ряду сладостно вздохнула. Видимо, ее впечатлила угроза тоталитаризма. Игорь с тоской взглянул на Стеллу. Такая девчонка пропадает! Занесла же нелегкая ее в этот гадючник…
Савельев увидел вдруг прямо-таки с хрустальной ясностью, что делать ему здесь больше нечего. И никогда не было у него тут дел. Стелла жила всем этим бредом вовсе не потому, что верила в свободу и право. Она просто была без ума от этого лысого борова, вот и вся любовь…
Игорь неожиданно для себя поднялся и пошел к выходу. Он спиной чувствовал, с какой жгучей ненавистью смотрит ему вслед Стелла, но почему-то его это больше не трогало. Как-то враз оборвалось все и сгорело… Бывает ли такое? Кто знает? А может, просто изначально не было ничего, никаких высоких чувств? Что он любил в этой свихнувшейся девице? Обвитые татушными змеями упругие груди и чарующий взгляд? А ведь больше он ничего не видел. Какая она на самом деле, он не знал. Даже толком поговорить с ней было некогда. Все время высокие слова о партии и борьбе, но это разве разговоры?