Лучшая защита
Шрифт:
В приемном зале шло экстренное совещание с участием директора ЦРС и начальника Управления полиции.
— Стоять-бояться! — проревел Ульрих. — Мне можно!
Секретарша ничуть не испугалась:
— Никому нельзя!
— У меня свежак!
Девица потянула носом и поморщилась:
— Это я чувствую.
— У меня новости по делу о расправе! — громовым басом уточнил следователь. — Не заставляй меня вышвыривать красивых девушек из окон!
— Я сейчас охрану позову! — Секретарша, конечно, не поверила в угрозу, но все равно немного стушевалась. — Сядьте
— Немедленно доложи Симонову! — продолжал бушевать Ульрих. — Если не доложишь, он тебя сего-дня же уволит! Ко всем чертям уволит, несмотря ни на какие таланты и особые сверхурочные заслуги!
— На что это вы намекаете?! — Девица возмущенно зарделась.
— А есть что скрывать? — с профессиональным подозрением поинтересовался следователь и оглушительно расхохотался. — Докладывай обо мне шефу, или я, пока буду тут ожидать, вытяну всю твою подноготную, клянусь Фемидой, честное слово!
От глубокого обморока секретаршу спас сигнал интеркома.
— Ольга, что там за шум?
— Марк Станиславович, к вам Ульрих рвется. Он грозит меня в окно выкинуть. Я не хочу.
Несмотря на тяжелую обстановку, генеральный прокурор юмор оценил. Он вообще никогда не терял присутствия духа и любил, чтобы подчиненные воспринимали события с долей иронии, даже в разгар самых тяжелых кризисов. Будучи женщиной неглупой и опытной, Ольга это прекрасно поняла еще в первую неделю работы в офисе.
— Ульрих, тронешь девочку хоть пальцем, лично надаю по шее. Что у тебя?
— Свежак, господин прокурор! Прямо из морга!
— Какой оттуда может быть свежак? — усмехнулся Симонов.
— А еще я родню потерпевших опросил, та-акие факты всплыли!
— Заходи…
В зале заседали трое. Без круглого стола, просто в креслах у имитации камина. Генеральный прокурор Симонов с интересом взглянул на следователя и указал ему на четвертое кресло, в точности как у других. Такая демократичность высокого начальства теоретически должна была подкупать, но Ульриха сейчас меньше всего волновали благосклонные жесты. Да и не жест это был вовсе. Не тот человек был прокурор, чтобы разводить церемонии, следователь это прекрасно знал и уважал начальство за реальную, не показушную демократичность. Причем гораздо сильнее, чем за профессиональные качества. Как раз о них следователь был невысокого мнения. Но генеральный не был «коренным» сотрудником, начинал карьеру он в армии, и ему было простительно.
Ульрих уселся в кресло, пробурчал «здравствуйте» в ответ на кивок второго заседателя — это был Картер, директор ЦРС — и с интересом уставился на третьего. С интересом, потому что следователя крайне занимало, что он сейчас чувствует и о чем размышляет, уставившись на голографический огонь? Начальник Управления полиции Белкин, казалось, не замечал появления Ульриха, полностью погрузившись в тяжкие раздумья.
— Вещай, — разрешил Симонов. — Что они тебе рассказали?
— Покойники?
— Родственники.
— А-а… я хотел с морга начать.
— Ну, давай так.
— Вот.
Ульрих порылся в кармане и достал пакет с чем-то тяжелым. Он подбросил пакет на ладони,
— Копилку у ребенка отнял?
— Это пули, господин прокурор. Шестнадцать штук.
— Пули?
— Да, сорок четвертый калибр порохового оружия. Эксперты-оружейники говорят — редкая штука… Извлечены из тел погибших. Вернее, из их черепов. Так что все сходится.
— Ты намекаешь на спецоружие? Белкин, твои группы захвата пользуются пороховиками сорок четвертого?
— Вообще-то положено пользоваться девятимиллиметровыми, но есть, конечно, особые энтузиасты. — Начальник полиции угрюмо взглянул на Ульриха, а затем на Симонова. — Только их немного. Лазерники удобнее и надежнее.
— Но ведь по конвенции тридцать второго года городская полиция обязана соблюдать нормы безопасности и пользоваться только бесшумным пороховым оружием останавливающего действия! — запротестовал следователь. — Насколько я понимаю, чем крупнее калибр, тем действие более… останавливающее, и как раз поэтому его используют ваши спецназовцы. Правильно?
— Нет, неправильно, — возразил Белкин. — Ваши уловки оставьте для допросов. Во-первых, спецгруппам разрешено пользоваться армейскими лазерными винтовками, микроволновыми пушками, нервно-паралитическим газом и психотронными излучателями. Электрошокеры, водометы, пороховики и слезоточивый газ — удел обычных полицейских. Во-вторых, сорок четвертый калибр в прошлом частенько изготавливался под «магнум» — патрон гораздо мощнее обычного. Но даже и стандартный патрон этого калибра — редкостная сволочь. Ни о каком «останавливающем» действии не может быть и речи. Такое оружие убивает наповал с самыми разрушительными внешними проявлениями. Вы не могли вынуть шестнадцать пуль из черепов пострадавших. После такой изуверской казни — всех на колени и с близкого расстояния по пуле в затылок — у них и черепов-то не должно было остаться. Разнесло бы как глиняные горшки.
— Ульрих! — Симонов кивнул, соглашаясь с начальником полиции, и строго посмотрел на следователя. — Ты сам вынимал пули?
— Я же не патологоанатом. — Толстяк обиженно засопел. — Но у меня нет причин не верить коронерам! Они и заключения мне в комп сбросили. Прямо с больничного сервера. Все шестнадцать как на подбор; причина смерти — огнестрельное пулевое ранение в затылочную область головы. Может, у этих полицейских патроны не «магнум» были, а, наоборот, какие-нибудь нестандартные, ослабленные?
— Короткобойные, — подсказал Симонов.
— Ну, — снова оживился Ульрих. — Вот и застряли пули в башках!
— У полицейских все одинаковое, штатное, — раздраженно бросил Белкин. — Подстава это. Кто подписывал заключения?
— Эксперты и директор клиники.
— Ну так побеседуйте с этим директором. И с прозекторами побеседуйте, которые непосредственно вскрытия делали!
— В лесу побеседовать? — не сдержался Ульрих.
Секундой позже он понял, что не прав, и взглянул на Белкина исподлобья. Начальник полиции перенес оскорбление достойно. Он лишь многозначительно взглянул на Симонова. Тот огорченно поморщился и покачал головой: