Лучше бы я остался дома
Шрифт:
«Теперь он меня, конечно, вспомнит», – убеждал я себя.
– Алло, – снова отозвалась секретарша. – Мистер Уортон говорит, что припоминает вас, и он очень сожалеет, но убывает из города на длительный отдых. Он с радостью примет вас, когда вернется.
– Когда это будет? – заставил я себя спросить.
– Месяца через три-четыре.
– Тогда спасибо, – ответил я, повесил трубку и уставился в окно на растрепанную пальму.
– Кому ты звонил? – спросила Мона.
– Никому, – ответил я и отошел к окну. – Одному другу.
– То-то я и заметила, – съязвила она. – Ты бы себя слышал. Голос как у человека, стоящего под виселицей с петлей на шее. – Сделав несколько шагов ко мне, она остановилась. – Кто это был?
– Я уже сказал – никто, – отрезал я и вернулся к столу.
– Но я же слышала, как ты говорил, что ему тебя вчера вечером представила миссис Смитерс.
– Оставь меня, ради Бога, в покое, – взмолился я. Снова подойдя ко мне, она остановилась.
– Не хочу совать нос в твои дела, Ральф, – спокойно сказала она. – Хочу только уберечь тебя от лишних неприятностей. Ты же ужасно доверчив. Неужели до тебя не доходит, что ты слишком доверяешь всем этим людям? Они разобьют твое сердце!
– Никто мне сердце не разобьет, – огрызнулся я. – Я всем им покажу, и очень скоро. Я смогу стать самой большой звездой. И раньше, чем они думают.
– Звучит уже лучше, – улыбнулась она. – А ты, я вижу, не сдаешься.
Зазвонил телефон, и Мона взяла трубку. Услышав голос на другом конце, она не справилась со своим лицом и сунула мне трубку.
– Это тебя.
Я взял ее, прикидывая, кто это мог быть.
– Доброе утро, мой мальчик, как ты себя чувствуешь в такую ужасную погоду?
– Вполне нормально, – ответил я, пытаясь сообразить, как мне быть.
– Ты ведь не сердишься на меня, нет?
– Нет.
– Это хорошо. Я хочу, чтобы ты со мной пообедал. В «Вандоме».
– Я уже обедал.
– Ты можешь просто посидеть со мной, а потом мы вместе проедемся по магазинам.
– Я должен сидеть дома и отвечать на звонки.
– Этим может заняться та девушка.
– У нее назначена встреча. Она уходит.
– Тогда я пообедаю, кое-что прикуплю и заеду за тобой.
– Но, миссис Смитерс, я…
– Пока, мой мальчик, рада буду тебя видеть.
Она повесила трубку раньше, чем я сумел придумать хоть что-нибудь, чтобы заставить ее выбросить из головы свою затею.
– Она придет сюда? – спросила Мона.
– Ну, придет.
Она смотрела на меня не меньше минуты, прежде чем заговорила.
– Мне кажется, ты безнадежен.
– Но она ничего не слушает, – оправдывался я. – Я не хочу ее видеть.
– Так почему же ты так и не сказал?
– Ты ее не знаешь. Для нее это не ответ.
– Слушай, если тебе не хватит смелости сказать ей все, что ты о ней думаешь, то это сделаю я.
– Дело не в смелости. Речь идет о том, что эта женщина – большая шишка и я бы не хотел стать ее врагом. Мне целый день было не по себе от мысли, что она зла на меня из-за вчерашнего вечера.
– А что произошло вчера вечером?
Я рассказал – в основном о том, как миссис Смитерс меня проклинала и как я оставил ее одну.
– Какая прелесть! Просто сука! – фыркнула Мона. – Почему же ты сейчас этого не сделал?
– Я же пытался тебе объяснить, что не хочу ее обидеть.
– Господи Боже, да больше, чем вчера вечером, ты ее обидеть просто не в состоянии.
– Вчера я об этом не думал. Был слишком возбужден.
Мона рассмеялась:
– Ты не был возбужден. Ты был перепуган. Потому и сбежал. Просто струсил.
– Нет, не струсил.
– Черта с два не струсил. Она попыталась расстегнуть тебе штаны, ты и перепугался.
Я чувствовал, как горит у меня лицо.
– Ты что, еще никогда не имел дела с женщиной? Нет?
Теперь у меня пылало не только лицо, горел я весь.
– Ты что, девственник? Говори, да или нет?
Я и теперь не ответил, повернулся к ней спиной и отошел к окну.
– Держите меня! – покатывалась она.
Часа два мы почти не разговаривали. Изредка перебрасывались парой слов, да и те были намеренно сдержанными и сухими, словно два незнакомых человека решили произвести друг на друга впечатление своим воспитанием и вежливостью. Я не знал, что происходит с Моной, но зато знал, что со мной. После вчерашней ночи, после той сцены с миссис Смитерс мне было безразлично, увижу ли я ее еще, но в то же время я ждал ее прихода. Не понимал сам себя, разве что, как я сказал Моне, надеялся, что она могла мне помочь. Не только мне, но и Моне. Я надеялся, если подвернется случай, как-нибудь помочь и Моне.
Миссис Смитерс приехала в два часа. На шляпе у нее был целлофановый чехол, а на самой – непромокаемый плащ, в котором она казалась вдвое крупнее. Открыв двери, я пригласил ее войти.
– Привет, мой мальчик! – воскликнула она. – Ну и ужасная погода, верно?
Тут она увидела Мону и запнулась.
– Ох! – только и сказала она.
– Входите, входите, – пригласила Мона. – Я уже ухожу.
И она ушла наверх. Я помог миссис Смитерс снять плащ и взял ее шляпу.
– Ну, мне уже лучше, – сказала она. – Что за ужасная погода, а?
– Для разнообразия неплохо, – ответил я.
Она оглядела комнату, и в уголках ее глаз собрались морщинки.
– А у вас тут уютно. Прямо любовное гнездышко.
Мона спустилась вниз в плаще, но без шляпы.
– Не нужно тебе уходить, – сказал я.
– Разумеется, нет, – поддержала миссис Смитерс. – Зачем же вам уходить в такую ужасную непогоду?
– Мне она не кажется такой ужасной. – Мона открыла дверь.
– Ты бы лучше осталась, Мона, – сказал я.
Ничего не ответив, она закрыла за собой дверь.