Лучше, чем в мечтах

Лоуренс Энн

Кэсс поняла, что Бен не оправдывается, а просто высказывает свои взгляды на богатство. А еще ей стало ясно, что к своему богатству, как и ко всему, что его касалось, он относится серьезно. Она была уверена, что Бен Уайден, будь он богат или нет, останется тем же человеком — умным, интеллигентным, порядочным, сильным и заботливым.

В конце концов Бен погрузился в молчание, и Кэсс это очень обрадовало — ей надо было следить за дорогой, а мысли о Бене отвлекали ее. Но такое положение, разумеется, не могло длиться долго. Бен, видимо, скоро придет в себя после неловкого разговора о его финансовых делах, а значит, снова

примется за нее. Тогда ей останется лишь защищаться, что Кэсс уже нередко приходилось делать в жизни.

— Как насчет того, чтобы поговорить еще немного?

— Удивительно, как тихо себя ведет щенок. — Кэсс сделала попытку увильнуть от дальнейшего выяснения отношений.

— Совершенно как ребенок. Дети обожают кататься на машинах. Кстати, какой день вы считаете самым счастливым в своей жизни?

Кэсс не смогла удержаться от улыбки.

— Разве это не должно быть моей тайной?

— Возможно, но как насчет меня? Я хочу, чтобы вы поняли — мне можно доверять. Расскажите о своем самом счастливом дне.

От этого человека просто так не отвертишься!

— Боюсь, мне трудно ответить на этот вопрос. Я не могу вспомнить. Может, этот день — сегодня. Избавлюсь от вас, вернусь домой и…

— Один ноль в вашу пользу, — хмыкнул Бен. — Итак, вы не хотите рассказать о своем самом счастливом дне, но это не значит, что я не расскажу вам о своем. Разве вы не убедились уже — я всегда делаю то, что хочу.

Кэсс боялась смотреть в его сторону. Его смешок означал, что эмоционально он уже оправился.

— Дайте чуть подумать. Любой день до смерти деда — тогда мне исполнилось двенадцать — мог быть самым счастливым.

— Так уж и любой?

Интерес Кэсс подогрел энтузиазм Бена.

— Пожалуй, да. До этого мы все — мои родители, сестра и я — жили в Саммер-Хилле с бабушкой и дедушкой одной большой, дружной семьей. Места, разумеется, у нас было много и прислуги достаточно, но мы чувствовали себя счастливыми независимо от этого. Хотя мой дед абсолютно не походил на доктора Мерфи, он в своей жизни сделал немало хорошего. Энергичный, обаятельный, удачно сочетавший бизнес и семейную жизнь, он был центром нашего мира, а когда умер, все куда-то ушло. Через год бабушка переехала из Саммер-Хилла в Сан-Франциско к своей сестре — дом без деда стал для нее пуст. Нас с Фейт отправили в пансионат на восточное побережье, а мой отец, заколотив дом в Саммер-Хилле, взвалил на свои плечи дела компании. Но в отличие от деда и от меня отец ненавидел мир бизнеса, а потому они с мамой решили, что бизнес может подождать, пока подрастет их сын. Я всегда был серьезным ребенком, хорошо учился, и у меня обнаружилась склонность к бизнесу. Я знал, что унаследую дело деда, и готовил себя к этому; но как же мне его не хватало! И все-таки я иногда думаю, что он бы и сейчас мной гордился.

Снова наступила тишина, и у Кэсс комок подступил к горлу. Почему этот человек так ее волнует? Она могла без труда представить себе Бена и мальчиком, скучающим по деду, и молодым человеком, принимающим дела у своего отца.

— Что ж, теперь я надеюсь услышать что-нибудь от вас. Хотя бы самую малость, а? Например, кто был вашим лучшим другом? Кто был моим, вы, верно, уже догадались.

— Ну, это очевидно. — Кэсс не успела обдумать свои слова, как у нее вырвалось: — Ваш лучший друг — это ваш шафер, который живет в Нью-Йорке.

— А вот

и не угадали! Мой лучший друг — Фейт. Что бы ни случилось, я всегда могу на нее положиться. Мы замечательные партнеры. Кроме того, я очень близок с ее мужем, Дэвидом. Они оба умные, с великолепным чувством юмора и вам понравятся. А теперь, Кэсс, хотя бы намекните, кто ваш лучший друг?

— Мой лучший друг живет во Флориде в городе Тампа и занимается дизайном ювелирных изделий. Серебряная булавка у меня на лацкане — ее работа. Мы дружим с ней с самой школы, и я квартировала у нее до того времени, как перебралась в Лос-Анджелес.

— Вот видите, не так уж трудно было это рассказать. Лиха беда начало. Но как вы оказались в Тампе — я думал, что ваша семья живет в Майами…

— Так оно и было. Я выросла в Майами, в семье своего деда. Потом мы с моей подругой вместе поступили в колледж, и это стало началом моей весьма пестрой карьеры. Я увлекалась фотографией и одновременно ювелирным делом, и мы переехали в Тампу, где я помогла подруге начать собственное дело, а сама решила сосредоточиться на английской литературе. Затем я уехала в Калифорнию, где стала работать стилистом у модного фотографа и одновременно закончила университет, получив степень. Потом, совершенно случайно, я попала на фирму «Ксандер», куда меня взяли читать закадровый текст рекламы, а два месяца назад распрощалась с фирмой и вернулась в Майами. Теперь вы знаете все подробности моего грешного прошлого.

— Ну уж и грешного!

Бен, по-видимому, был доволен — он смотрел на нее искоса и улыбался.

Погода между тем все больше портилась, и Кэсс подумала, что эта езда с природой наперегонки не предвещает ничего хорошего. Бен, однако, не желал обсуждать погоду.

Сама не зная почему, она вдруг стала рассказывать ему о самом главном:

— Моя заветная мечта — заниматься творчеством. Хочется как-то выразить себя, хотя и восхищаюсь такими людьми, как доктор Мерфи и ваш дед. Мне бы тоже хотелось помогать людям, хотя я точно не знаю, что это такое. Вот почему я все еще не могу определиться, а только мечтаю.

— Творчество… — задумчиво протянул Бен. — Оно предполагает независимость. Что у такого устроенного, приземленного парня, как я, может быть общего с человеком, который любит вольную жизнь?

— Значит, — заметила она, — вам нужна совсем другая женщина. Вам, наверное, трудно представить ее в Саммер-Хилле, не так ли?

— Вы угадали. Тамара вообще не смогла бы жить просто и буднично, как я живу сейчас, а уж та жизнь, которую я собираюсь вести в Саммер-Хилле, и вовсе не по ней. Но я уверен, что вам, Кэсс, удастся возродить Саммер-Хилл. Для этого нужен творческий человек, заинтересованный в том, чтобы дом заново воскрес. Вы могли бы осветить своим присутствием и его, и мою скучную жизнь тоже.

Кэсс почувствовала, как запылали ее щеки. Зачем он так откровенен с ней, зачем все время смущает ее своими комплиментами? Неужели она ему так нужна, что он готов впустить ее в самые заветные уголки своей души? Красивый, одаренный, уверенный в себе, он хочет узнать ее поближе и как друга, и как возлюбленную — так что же в этом плохого? Он пробудил в ней неизведанные чувства и теперь открывает перед ней необыкновенные возможности…

Или, скорее, невозможности.

«Спустись на землю, Кэсс, не то тебе будет худо. Разве не этому тебя учит жизнь?»