Лучше лети. Проект № 19. Небо – для всех
Шрифт:
Но счастье – не утюг. Счастье гораздо сложнее.
Я бы хотел разрабатывать такой проект. Я буду учёным, наверное.
Всё это я рассказал маме, пока мы шли вдоль проспекта. Я думал, ей будет интересно.
– Зачем ты ей сказал, сколько мне лет? – спросила мама. Я ведь сказал вместо неё. Что ей тридцать восемь.
Мама последнее время очень переживает из-за возраста. И вообще она про всё переживает. Хотя чего она переживает? Всё же хорошо.
Если говорить про мою маму, то самое правильное слово про её жизнь – почти.
Она почти поступила в театральный институт. Потом она почти стала учёным. Закончила университет или что там ещё – не знаю. Почти вышла замуж за одного гениального писателя. Ну а потом вышла замуж за моего папу. В общем-то, всё неплохо получилось.
Сейчас она просто работает где-то и воспитывает меня. Мама говорит, что ей не нравится, как она живёт. Но я уверен: стоит маме только захотеть, у нее всё получится наконец. Просто надо как следует захотеть. Но мама говорит, что у неё нет сил.
Мне кажется, аппарат по передаче счастья должен быть каким-то очень простым.
У нас с мамой в детстве был тайный язык. Идёшь, держишь маму за руку и вдруг хочешь сказать: «Как же я тебя люблю!». А вокруг – люди, и как-то не до того. И ты просто три раза сжимаешь мамину руку. А мама в ответ сжимает два раза. И это значит: «А я-то!».
Но мама уже давно не водит меня за руку. И приходится как-то обходиться словами.
– Мам, ну что ты расстроилась? У тебя всё ещё впереди. Чарльз Дарвин, между прочим, опубликовал свою теорию эволюции, когда ему исполнилось пятьдесят пять…
И тут позвонил папа.
Оказывается, в интернете появились результаты экзаменов.
– Мы не поступили, – говорит мама.
«Ну и хорошо», – думаю я. А потом понимаю, что должен расстроиться.
Тем более мама говорит:
– Не расстраивайся, – и смотрит на меня, как на обиженного ребёнка.
– Яблони, – говорю я.
Они стоят вдоль проспекта. Какие-то очень весёлые. И там уже есть первые яблоки. И я вдруг лезу на яблоню. Хоть это бессмысленно. Потому что яблоки сыплются сверху.
– Ты куда?
– Давай ко мне!
Мама почти смеётся.
И я слезаю, чуть не падаю и грызу яблоко. Кислое-кислое.
– Мам, попробуй.
– Они же кислые. Дички.
– Нет-нет. Очень вкусные.
На самом деле нет. Невкусные. Они вяжут рот. Но мне бы очень хотелось, чтобы они были вкусные.
Мама смеётся. И я готов съесть все эти яблоки.
Я буду учёным. Изобретателем. Теперь точно.
Новый проект
Первый, кому я рассказал про аппарат по передаче счастья, – Егор.
С Егором я дружу сто лет. Ещё до того, как он что-то себе сломал и сел в инвалидное кресло. Он из кресла вылезет. Это точно. У него уже получается чем-то там шевелить. Только это долгий процесс.
– А когда ты будешь делать везделёт? – спросил Егор.
Везделёт – мой предыдущий проект. Я придумал его как раз для Егора. Какая разница, может ли он ходить, если он может летать.
Аппарат по передаче счастья – это следующий уровень. Какая разница, может он ходить или летать, если он всё равно счастлив?!
Но я ещё не придумал, как сделать этот аппарат. Так что пока буду делать везделёт. Я уже спроектировал.
Мне надо совсем чуть-чуть денег. Два мотора, пропеллеры, всё это засунуть внутрь конструкции, чтобы было безопасно. Потому что иначе одежда может накрутиться на пропеллер. Нужны ещё страховочные ремни. И ВСЁ!
Пора подключать родителей.
Наверное, это исторический момент. Надо, чтобы всё было торжественно.
Я включил камеру и пошёл к маме с папой.
– Вы присутствуете на церемонии открытия нового проекта, который изменит жизни миллионов людей. И только к лучшему! А сейчас…
Папа сидел, опустив голову.
– Мы разговариваем, – сказала мама.
И я направил камеру на неё.
– Ты что, снимаешь? Выключи камеру!
Похоже, они опять ругаются.
Терпеть не могу, когда люди ругаются.
Ещё хуже, когда ругаются мама с папой.
Я вышел на балкон. А мама начала снова:
– Сколько можно?! Я тебя просто не понимаю. Мы уже просто выживаем. Ты прячешь голову, как страус!
Нет ничего ужаснее, когда она говорит вот так спокойно. Сразу понимаешь, что хуже быть не может.
– Прекратите немедленно!
Я так не сказал. Так я подумал. И зажал уши.
Раньше, когда я чего-то очень хотел, это всегда сбывалось. Почти всегда.
– Немедленно прекратите!
Зажал уши так, что в голове зазвенело.
Просто надо было сильно захотеть. Вот так, как сейчас.
С нашего балкона, особенно если сидеть на корточках, открывается огромное небо. Мы живём в облаках. Ночью я оставляю свет, чтобы пролетающие самолёты не врезались в наш балкон. А в бинокль можно разглядеть, какого цвета глаза у пилотов…
Может, уже достаточно? Не могу же я сидеть с зажатыми ушами вечно.
Приоткрыл уши и услышал:
– Сколько можно?!
Нет, не достаточно. Снова заткнул.
Самолёты летят, видят мои огни и начинают снижаться. Иногда мне кажется, что они меня уже узнают. Я, кстати, мог бы позвонить им домой, предупредить, что они скоро будут. Чтобы ставили чайник и пекли пироги. Или что там любят пилоты.
А, может, теперь?
– …и будет нам счастье.
Я стал открывать и закрывать уши. Получилось: