Лучше не бывает
Шрифт:
Назимов чувствовал себя паршиво. Меньше всего ему хотелось быть свидетелем того, как успешная красивая энергичная женщина катится в пропасть неудовлетворенных амбиций. Сколько раз он просил ее забыть о Шахове, оставить в покое прошлое и жить своей жизнью. Откуда в ней эта разрушительная жажда мести? Неужели она до сих пор любит Дмитрия и не может смириться с тем, что он был счастлив без нее? Ему было хорошо, он сумел реализоваться как талантливый писатель, а его бывшая жена, о которой он не упомянул ни в одном интервью, ни в одной телевизионной программе, отказываясь
– Кружится… – простонала Альбина, когда Назимову удалось уложить ее в кровать.
– Что?
– Все кружится.
– Ясное дело. – Ролан хотел раздеть Шахову, но потом решил просто укрыть ее одеялом. – Постарайся уснуть.
Он не успел отойти, как Альбина схватила его за руку. Пришлось сесть на краешек кровати. Отекшее лицо Шаховой исказила глупая усмешка. Назимов не знал, как реагировать. Одно он понял: ему придется ночевать здесь, в кресле напротив. Альбину опасно оставлять одну. Завтра он скажет ей все, что думает о происходящем. Он больше не хочет участвовать в этом затянувшемся спектакле и, главное, не может ничем помочь его главной героине. Альбина и на него действует отрицательно. От постоянного напряжения у него началась бессонница. Назимов никогда не отличался раздражительностью, но в последнее время срывался по поводу и без. Его расшатанные нервы находились в режиме ожидания очередной выходки Шаховой. Так больше не может продолжаться.
Альбина захрапела, погрузившись в глубокий сон. Ролан высвободил руку и осторожно вышел из спальни. Спустился на кухню, сварил себе кофе, закурил. Все вышло из-под контроля. Ему больше нельзя встречаться с этой женщиной. Она не чувствует границы, где нужно остановиться. Ее чувства неконтролируемы. В порыве гнева и отчаяния она позволяет себе все. Она опасна. Назимов уговаривал себя, что его время истекло. Пора возвращаться в нормальную жизнь, которую он создавал не один год. Он звал Альбину с собой, но она упрямо тащила его туда, где полновластной хозяйкой была не она сама, а ее безумное желание насолить бывшему мужу, даже покойному.
Уснул Назимов в гостиной. Открыл глаза, испытывая неприятные ощущения. Альбина стояла в дверном проеме и зло смотрела на него. В ее правой руке Ролан увидел пустую рюмку. На его лице отразилось все негодование, накопленное за бессонную ночь.
– Знаю, знаю, – хрипло сказала Шахова, ставя рюмку на журнальный столик, поправила полы шелкового халата, – можешь ничего не говорить. Голова очень болела.
– Теперь легче?
– Значительно.
– Доброе утро, – Назимов поднялся, разминая отекшие руки. В поясницу как будто кол забили.
– Доброе утро, Рол. – Альбина приняла душ, причесалась, пытаясь привести себя в порядок. Цвет ее лица с утра был еще тот, но все же лучше, чем ночью.
– Который час?
– Половина восьмого.
– Мне на работу. – Назимов потянулся за пиджаком, который он предусмотрительно повесил на спинку стула.
Альбина подошла к нему, остановила, положив ладони на плечи. Ролан отвел взгляд. Ему было стыдно за нее, за себя, за потраченное напрасно время, за свою неспособность что-либо изменить.
– Такое больше не повторится. – Она произнесла это тоном, не допускающим и доли сомнения, но Назимов больше не верил в ее утреннее раскаяние.
Сколько раз это повторялось за последний месяц? Пять или шесть? Ему приходилось быть для Альбины скорой помощью, реанимацией, приводившей ее в сознание, а потом ставящей на ноги. Он не врач-нарколог, не диетолог, не психолог. Он устал. Он должен жить своей жизнью, а она – своей. Он смотрит вперед, его волнует то, что происходит сейчас, а она застряла в прошлом.
– Что ты молчишь? – У нее неприятно пахло изо рта, хотя она и почистила зубы. Мятный аромат смешался с перегаром и запахом коньяка, рюмочку которого Альбина успела принять.
– Мне нечего тебе сказать, Аля. – Назимов отступил на шаг назад. Руки Шаховой повисли, как плети. Сама она сникла, стала словно меньше ростом. – Я уже столько раз говорил, что больше не могу. Говорил самому себе. Сегодня я произношу это вслух. Все, Альбина. Извини, я исчерпался.
– Ты не бросишь меня в такую трудную минуту, Рол! У меня черная полоса, но она закончится.
– Что должно произойти, чтобы она закончилась? Шахов погиб, а ты все равно не можешь успокоиться. Полоса, говоришь? Она у тебя будет бесконечной. Ты топчешься на месте. Ты есть, и тебя нет. Гоняясь за призраком, ты и сама стала похожа на привидение. Посмотри на себя! – Назимов грубо схватил ее за руку и подвел к зеркалу. – Нравится?
– У меня был тяжелый день. Как еще я могу выглядеть?
– Если не остановишься, скоро у тебя каждый день будет таким же тяжелым, как вчера. – Ролан отмахнулся от протянутой руки. – Не из-за работы, ссоры с родителями, а из-за того, что ты снова возьмешь бутылку виски и станешь жалеть себя и не ненавидеть Его!
– Ты не можешь осуждать меня! Тебя не бросали, у тебя не было выкидыша! Тебе не понять что это такое.
Это было похоже на истерику, к которым Ролан уже успел привыкнуть. Назимов не хотел больше ничего слушать. Он демонстративно прижал ладони к ушам и покачал головой. И вдруг на него что-то нашло. Что-то щелкнуло, и Ролана понесло:
– Не в этом дело, Альбина! Выкидыш, бросили ее. Зачем ты тащишь за собой это дерьмо? Зачем ты пытаешься меня разжалобить? Скажи, что тебе не дает покоя успех Дмитрия. Скажи, что ты все еще любишь его, а от любви до ненависти, как известно… Скажи и забудь об этом. Забудь просто потому, что он умер! Умер! Его больше нет, понимаешь?
Так Назимов не кричал никогда. Остановившись, он перевел дыхание и только теперь увидел испуганное лицо Шаховой. Она отступила от него к дверному проему, обезопасив себя от перешедшего на нечеловеческий крик Ролана. Таким она никогда его не видела.
– Ты провела со мной не год и не два, но так и не смогла понять… – Тут голос его сорвался. Он махнул рукой и пошел прямо на Альбину. Она отпрянула в коридор, прижалась к стене. Назимов бросил на нее удивленный взгляд. – Ты что? Я испугал тебя?