Лучше не бывает
Шрифт:
Внутри лежал еще конверт, адресованный Дьюкейну, Кейт вытащила письмо:
Мой самый, самый дорогой, мой Джон, это мое обычное ежедневное послание к тебе, оно о том, что ты и так хорошо знаешь, что я люблю тебя до самозабвения. Ты был так бесконечно мил со мной вчера после того, как я так ужасно вела себя, и ты знаешь, как я невыразимо благодарна тебе за то, что ты остался. Я лежала потом на кровати целый час и плакала — от благодарности. Не подчиняемся ли мы целиком велениям любви? Я не могу и дня прожить без того, чтобы
Кейт посмотрела на дату. Она была потрясена, как будто ее ударили в живот со всего размаху чем-то тяжелым. Она схватилась за спинку скамейки, сделала движение, будто хочет сесть, но потом отошла и села на траву, закрыв лицо руками.
— Ну? — спросил Дьюкейн спустя некоторое время.
Кейт ответила слабым голосом.
— Теперь я понимаю, что ты имел в виду под «чувственным впечатлением».
— Прости, — сказал Дьюкейн. Он казался спокойным теперь, разве только очень усталым. — Мне особенно нечего больше сказать. Ты была уверена, что оно не может повредить нашим отношениям, и могу только надеяться, что так оно и есть.
— Но ты сказал, что это относится к прошлому…
— И это верно. У меня нет сейчас романа с этой девушкой, хотя, по письму судя, можно подумать, что он еще существует. Я перестал быть ее любовником два года назад, но имел глупость продолжать видеться с ней.
Кейт сказала несвоим голосом:
— Но, разумеется, ты можешь видеться с кем хочешь. Ты знаешь, что я тебя ничем не связываю. И как бы я могла? Я только немного удивлена, что ты вроде как… ввел меня в заблуждение…
— Лгал тебе. Да. — Дьюкейн встал. Он сказал:
— Думаю, мне лучше сейчас уйти. Ты должна переварить это, Кейт, если сможешь. Я вел себя неверно и в каком-то смысле обманывал тебя. Я имею в виду, что утверждал, будто я ни с кем не связан, а это письмо говорит о том, что это не так. Я виноват.
— Ты не вернешься сейчас в Лондон?
— Нет, не думаю.
— О, Джон, что же происходит?
— Ничего, пожалуй.
— Можешь ты, наконец, объясниться?
— Я устал от объяснений, Кейт. Я устал от себя самого.
Он быстро ушел, пройдя через отверстие в изгороди.
Стоя на коленях, Кейт медленно собирала рассыпанные письма и складывала их обратно в испанскую корзинку. Слезы текли с ее залитых солнцем щек на сено. Птица в лесу неуверенно и гулко крикнула: ку-ку, ку-ку.
31
— Сегодня будет представление, — объявил Пирс всем, кто слышал его.
Воскресный обед закончился. Дьюкейн, Мэри и Тео сидели за столом, куря сигареты. Кейт и Октавиен, тихо о чем-то говоря, сели на софу. Пола и близнецы ушли на лужайку, где близнецы сейчас играли в Бобровый городок. Барбара сидела у окна, читая «Сельскую жизнь». Пирс в балетной позе стоял у кухонной двери.
— Что за представление? — спросила Мэри.
— Страшное и ужасное.
Барбара
— Ты уже сделал нечто страшное и ужасное, — сказал Дьюкейн. — Думаю, ты доволен началом своей преступной карьеры.
— Страшное — для тебя или для кого-то еще? — спросил Тео заинтересованно.
— Подождите, и все увидите.
— О, как ты надоедлив, — сказала Барбара. Она отшвырнула журнал и выбежала на переднюю лужайку. Через минуту она уже смеялась вместе с близнецами.
Пирс сел у окна и сделал вид, что читает «Сельскую жизнь». Он покраснел и, казалось, он сейчас расплачется. Трое за столом быстро заговорили о чем-то. Через минуту Мэри встала и что-то тихо сказала Пирсу, так что никто не слышал, и он покачал головой. Она вышла в кухню. Дьюкейн отложил сигарету и последовал за ней. Ему было невыносимо тяжело в совместном присутствии Кейт и Октавиена.
— Могу я вам помочь, Мэри? Вы ведь не собираетесь мыть посуду?
— Нет, Кейзи помоет. Она сейчас пошла в огород посмотреть, нет ли артишоков к ужину. В этом году все быстро созревает. Я собираюсь отнести немного малины Вилли.
— Можно я с вами?
— Да, конечно.
Она не хочет, чтобы я шел с ней, подумал он. Что ж, я только дойду до коттеджа. Куда мне деваться?
Темный бархатный запах малины повис над кухонным столом. Мэри накрыла корзину белой салфеткой, они вышли через заднюю дверь и пошли по каменистой дорожке почти по границе травы. Было очень жарко. Большие оранжевые и мохнатые пчелы трудолюбиво шумели над цветками львиного зева. Стайка щеглов, искавшая семена у подножия кирпичной стены, вспорхнула, ища убежища в широких светлых листьях катальпы.
— Только посмотрите, сколько сорняков! Видно, садовник в отпуске. Нужно мне самой прополоть. Кейзи это ненавидит.
— Я прополю.
— Не говорите глупостей, Джон. Вы здесь на отдыхе. Кейт упадет в обморок, если увидит вас за прополкой. А вам не жарко в этой рубахе?
— Нет, мне нравятся потные ванны.
— Я бы хотела, чтобы вы поговорили с Пирсом.
— Вы имеете в виду?..
— Скажите ему, чтобы он прикусил язык. Он только раздражает Барбару и всех нас. Я знаю, это трудно, но он должен понять, как обстоит дело, и смириться. Я уговариваю его уехать и погостить немного у Пембер-Смитов. У них даже есть яхта!
— Если вы не можете уговорить, мне это вряд ли удастся.
— Я не авторитет для него, а вы — авторитет. Вы должны строго поговорить с ним. С тех пор как вы ударили его, он стал обожать вас! Я вам говорила, что так будет.
— Ладно, я попробую.
— Слава Богу. И хорошо бы с Полой вы тоже поговорили. Она чем-тоужасно потрясена, и она не хочет мне рассказать, в чем дело, хотя я настойчиво расспрашивала ее, а вам она расскажет. Она вас ужасно любит, и у нее вы тоже пользуетесь авторитетом, да и у всех нас. Попробуйте поговорить с ней серьезно, в чем же все-таки дело.