Лучше поздно!..
Шрифт:
– Нет, Элен, я не буду подставлять месье Ланзака, но обещаю вам, что Полин не узнает, откуда я получил эту информацию.
Элен облегченно улыбнулась Тома, затем прямо спросила:
– Доктор, вы надолго у нас задержитесь?
– Вот это вопрос! Я ведь только приехал. Рановато говорить о моем отъезде!
– Я не хочу, чтобы вы уезжали. Вы мне очень нравитесь.
– Это очень мило с вашей стороны, но, если ваши дети заберут вас к себе, вы рискуете уехать отсюда раньше меня. И потом, вы меня еще не знаете! Может, я ужасный человек…
– Не думаю, доктор. Дожив до своего возраста,
11
Выйдя в сад, Тома глубоко вдохнул. Прикосновение прохлады к лицу вызвало приятные воспоминания. Даже самое легкое ощущение способно перенести вас сквозь расстояние и время туда, где вы испытали его при необычных обстоятельствах, туда, где ваше тело связало его с воспоминанием достаточно ярким, чтобы прочно запечатлеть его в вашей памяти. Тома закрыл глаза. Простое дыхание ветра на его щеке отправило его на несколько лет назад, когда он вместе с мужчинами деревни заготавливал дрова. Это был первый раз, когда он работал с ними в команде, на равных. Он был счастлив, и втайне горд, что занял среди них свое место и делал свою часть работы. Именно в тот вечер Кишан поднялся вместе с ним на горный карниз. Стоя лицом к долине, Тома закрыл глаза, наслаждаясь моментом. Он чувствовал себя на своем месте. То же дуновение ветра, на той же щеке.
И пусть он сегодня был один, ему нравилось находиться на воздухе. Он не привык сидеть взаперти. Во всех странах он жил, никогда не теряя из виду линию горизонта. Здесь ему не хватало пространства и открытой местности. На небе белые пухлые облака плыли в сторону лесистых холмов. Тома решил прогуляться по фруктовому саду.
В бетонном ограждении заброшенного завода зияла дыра, заросшая колючим кустарником. В открывшемся проеме виднелись бывшие технические помещения с красными и желтыми трубами, покрытыми ржавчиной. С другой стороны сада над изгородью возвышалась груда автомобильного хлама. Лежавший на самом верху каркас, казалось, готов упасть при малейшем дуновении ветра. Единственным признаком благоустройства сада была клумба с анемонами, многие из которых еще цвели, внося в пейзаж глубокую сине-лиловую ноту.
Спускаясь к реке, Тома наткнулся на старую песочницу, оставшуюся от бывших яслей. Он прошелся между рядами фруктовых деревьев, брошенных на произвол судьбы. Даже лишенные должного ухода, некоторые еще плодоносили. Тома давно не ел яблок, особенно сорванных прямо с дерева. Он подошел к яблоне, уже предвкушая, как наберет плодов и пойдет есть их к реке, к большой плакучей иве.
Облюбовав красивое зеленое яблоко с красным румянцем, Тома встал на цыпочки и потянулся к поросшей мхом ветке, но в тот момент, когда он уже собрался сорвать плод, за его спиной раздался выстрел. Тома вздрогнул и пригнулся к земле. Оставаясь в укрытии, он осторожно огляделся по сторонам и обнаружил Франсиса, который стоял в нескольких метрах от него и целился из ружья в сторону реки. Тома быстро поднялся и размашистым шагом направился к нему.
– Что это еще за стрельба? Вы меня напугали!
Франсис опустил свое оружие.
– Простите, док. Я не знал, что вы здесь гуляете. Обычно сюда никто не ходит.
– Вы во что стреляете?
– По пустым консервным банкам. Полин приносит мне их из дома. Доктор, вам когда-нибудь приходилось убивать?
– Моя профессия скорее связана со спасением людей…
– А я был военным. Но никого не убивал. Обучал стрелков.
– Понимаю вашу ностальгию, но стрелять здесь очень опасно, месье Ланзак. Ваши пули могут кого-нибудь задеть.
– Нет никакого риска. Сами взгляните.
Старик показал ему на свою мишень.
– Видите, док, позади банок находится откос. Мои пули всегда улетают туда либо в небо. В любом случае вам не о чем волноваться, я вскрыл свою последнюю коробку патронов. Скоро мне будет нечем стрелять.
– Вас называют Полковником из-за вашего военного прошлого?
– Так точно, но это прозвище. Я был всего лишь капитаном. Хотите пострелять?
– Нет, спасибо, экономьте патроны. К тому же я ненавижу оружие.
– Вы пацифист?
– Я слишком долго жил рядом с зоной конфликта, где звуки выстрелов были слышны день и ночь. Это плохие воспоминания.
– И где это было?
– На границе между Индией и Пакистаном, вдоль Нилума, широкой реки, пересекающей Кашмир. Оба государства отстаивают свое право на этот регион, поэтому там кипят страсти. Несколько лет назад, когда власти поставили ограждение, все стало еще напряженнее. Семьи оказались разделены, а солдаты принялись стрелять в тех, кто пытался перебраться на другой берег. Я получил пулю в бедро, потому что подавал знак парнишке на противоположном берегу. Мне повезло. Не знаю, хотел ли стрелявший убить меня и промахнулся, либо просто пытался припугнуть и случайно задел. Вы хороший стрелок, месье Ланзак, вы бы меня точно убили.
– Открою вам одну тайну, док. Я об этом еще никому не рассказывал. Со мной у вас не было бы никаких шансов отправиться на тот свет. Когда я вышел в отставку, я был настоящим снайпером. В пьяном виде с сотни метров мог головастика кастрировать. В ту пору я сказал себе, что, пока буду попадать в яблочко с пятидесяти метров, мне будет ради чего жить. И поклялся, что, как только промажу мимо мишени, следующую пулю пущу себе в голову, поскольку это будет означать, что я свое отжил.
Франсис обернулся и показал на пень при входе в сад.
– Граница в пятьдесят метров осталась там. Сейчас я стреляю с двадцати метров, иногда подхожу еще ближе. Я виню во всем ветер, который сносит пулю в сторону, я даже убеждаю себя, что эту проклятую банку сдвинула мышь – ведь я почти никогда не попадаю в цель. И что же? Я выстрелил себе в голову? У меня не хватило духу. Я стараюсь беречь зрение, я подхожу все ближе, но даже со всеми этими трусливыми компромиссами мне редко удается попасть в мишень. И каждое утро я спрашиваю себя, почему я так цепляюсь за жизнь. Вы знаете ответ?