Лучше умереть!
Шрифт:
Несчастная женщина, дрожащая, растерянная, расширенными от ужаса глазами смотрела на все разгоравшееся пламя, прижимая к груди чуть не до смерти испуганного ребенка.
Вдруг где-то вдали послышался дрожащий металлический звук горна. И тут же со всех сторон послышались вопли: «Пожар!». И вопли эти быстро приближались. Жанна мгновенно вскочила на ноги.
— Ах! — пробормотала она. — Я пропала! Он ведь прав, этот мерзавец, что мстит мне за мой отказ… Меня обвинят… Но нет! Я докажу свою невиновность… У меня есть его письмо… оно станет уликой против него.
И тут женщина, как безумная, схватилась за голову и, задыхаясь от отчаяния, проговорила:
— Письмо… Его ведь у меня нет… Оно осталось там… Ах! Пойду за ним… Отыщу его… и нечего будет бояться никаких обвинений… Оно станет моим оружием…
Жанна хотела было броситься к заводу — до него было метров двести. И тут шагах в тридцати от себя увидела группу мужчин, бежавших через поле, а ветер донес до нее слова:
— Говорю вам, это Жанна Фортье завод подожгла, мошенница. Иначе и быть не могло. Негодяйка при мне угрожала господину Лабру!…
Жанна узнала голос кассира Рику. Опустив голову, прижимая к груди Жоржа, она отступила назад.
«Неужели я позволю вот так обвинять себя, когда могу защититься? — подумала она. — Нет! Нет! Сейчас пойду и отыщу письмо, доказывающее мою невиновность и преступный замысел Жака Гаро. Только тогда я смогу оправдаться. Я покажу его всем. Виновного узнать будет нетрудно — он ведь сам себя разоблачает».
Жанна подходила к заводу. И тут, подняв голову, она в ужасе остановилась. Новые языки пламени взметались в воздух — и уже вовсе не в стороне хозяйского флигеля и мастерских. Разбушевавшийся ветер перебросил огонь дальше, и пламя уже пожирало привратницкую. Госпожа Фортье почувствовала, как по телу у нее пробежала дрожь, а на висках выступил холодный пот. Она прошептала:
— Огонь! Всюду огонь! Нет больше никаких доказательств! Я пропала!
В голове у нее все смешалось; несчастная женщина, начисто утратив рассудок, развернулась й, прижимая к себе ребенка, бросилась прочь. Жорж был почти без сознания, но окостеневшими ручонками крепко держал картонную лошадку, в животе которой лежало письмо — бесценное доказательство невиновности его матери. Сведенные судорогой детские пальчики словно приросли к любимой игрушке.
Завод господина Лабру стоял в альфорвилльской долине, довольно далеко от всякого жилья. И понятно, что в ужасную грозу, да еще в столь поздний час помощь не могла прийти достаточно быстро. Когда из Шарантонского форта прибыла рота солдат и с ними кое-кто из рабочих, бороться с огнем было уже поздно. Поскольку все двери были заперты, пришлось лезть через заводскую стену при помощи приставных лестниц. Отсутствие привратницы сразу же было замечено. Кто-то крикнул:
— Привратницкая горит!
Голос принадлежал Жаку Гаро. Он добавил:
— Презренная женщина, она подожгла завод, чтобы отомстить господину Лабру, и все мы теперь останемся без работы. Скорее к флигелю, друзья, нужно спасти кассу.
— Да!… Да!… Нужно спасти кассу, друзья! — подхватил только что подошедший Рику, услышав последние слова старшего мастера. — Там огромная сумма. Надо спасти кассу.
Все — и солдаты, и рабочие — вслед за Жаком и Рику бросились к охваченному огнем флигелю.
Каким же образом старший мастер Жак Гаро оказался среди людей, прибежавших спасать подожженный им завод?
Негодяй не хотел, чтобы Жанна, если она вздумает обвинять его, получила возможность высказаться и смогла завоевать людское доверие. Бросив вдову посреди поля, он, охваченный каким-то безумием, кинулся бежать со всех ног.
Однако вскоре к нему вернулась способность размышлять, к тому же он вспомнил о своем письме.
«Любой ценой нужно забрать у нее письмо», — решил он. И, вместо того чтобы мчаться дальше, свернул на дорогу и смешался с толпой, бежавшей к заводу с криками: «Пожар!». Замысел его был прост. Пользуясь суматохой, он рассчитывал незаметно проникнуть в привратницкую, отыскать и забрать письмо, а потом смешаться с прибежавшими тушить пожар. Оказавшись в заводском дворе и увидев, что жилище Жанны охвачено огнем, он облегченно вздохнул.
— Одной проблемой меньше, — пробормотал он, — компрометирующего меня клочка бумаги больше нет. Остается лишь своим рвением, отвагой и самопожертвованием обратить на себя всеобщее внимание — это будет великолепным ответом на все обвинения со стороны Жанны, если у нее хватит наглости меня обвинить.
В тот момент, когда он закричал: «Нужно спасти кассу!…», в голове у него созрел поистине дьявольский план.
Из дверных и оконных проемов флигеля вздымались языки пламени, раздуваемого порывами ветра.
— Нам ни за что не войти туда! — сказал кассир Рику.
— Позвольте-ка мне, — вызвался Жак.
— Что вы собираетесь делать?
— Сейчас увидите.
Он прыгнул сквозь стену огня, оказался в коридоре, где лежало тело господина Лабру, и вскрикнул как бы от ужаса.
— Здесь труп! — прокричал он.
Потом, подняв тело своей жертвы, выскочил наружу и опустил чудовищную ношу на землю. Кассир в ужасе отшатнулся и пробормотал:
— Но это же хозяин! Весь в крови!… Его убили!…
Жак не стал терять времени на разговоры. Снова прыгнул в огонь и исчез за стеной пламени. Через пару секунд изнутри раздался его голос — слабый, изменившийся, почти неузнаваемый:
— Я в кабинете… рядом с кассой! — кричал он. — Я задыхаюсь!… Умираю!… Помогите!…
Люди было бросились вперед. Но между ними и коридором бушевало уже целое море огня. Внезапно раздался ужасающий треск… Крыша обрушилась, второй этаж не выдержал и рухнул вниз, на первый. Бессильная толпа загудела от ужаса.
— Жак погребен под горящими обломками… погиб…
Тем не менее некоторые попытались двинуться вперед, но огонь — жарче, чем в кузнице — пылал, словно в печи, никого не подпуская к флигелю. Вскоре рухнули и стены. В этот момент из Мэзон-Альфора и Шарантона прибыли пожарные. Слишком поздно для того, чтобы хоть что-то можно было спасти! Завод теперь являл собой сплошное нагромождение обломков. Кассир Рику, как безумный, размахивая руками, метался в толпе и повторял:
— Подожгла, мошенница! И предательски убила господина Лабру! Из-за нее, презренной твари, и Жак погиб!