Лучшее лекарство
Шрифт:
Мама сняла обёртку с подарка в форме бутылки, и внутри оказалась именно бутылка. Её любимый напиток. Мама заулыбалась. Старая добрая Сьюзи! Мама обожает подарки. Затем она достала из пакета продолговатую прямоугольную коробку, которая вполне могла бы содержать джойстик для моей приставки. Я ухмыльнулся, мама сделала то же самое – все следы жутких поросячьих глазок исчезли.
Сьюзи определённо постаралась в упаковывании, тщательно обматывая всё скотчем, так что маме пришлось использовать зубы. И вот она сидела перед нами, смеясь и вгрызаясь в подарки, счастливая, как бобёр, нашедший хорошенький пенёк, и впервые за целую
– Осторожнее! – сказала Сьюзи. – Я не собираюсь платить ещё и за лечение твоих зубов!
Мама снова засмеялась и смогла-таки разобраться с упаковкой. «Выпрямитель для волос!» – объявила она.
Не самый впечатляющий подарок на свете, вы наверняка согласитесь. Признаюсь, я был малость разочарован, но всё-таки продолжил улыбаться, ну просто для виду. И тем не менее мама должна быть довольна. Она давным-давно говорила, что хочет такую штуку купить.
Но вы знаете, что она сделала? Она разразилась слезами, выбежала из комнаты, взлетела по лестнице и заперлась в ванной.
Мы со Сьюзи переглянулись. До нас доносились всхлипывания.
– Почему бы тебе не прогуляться до Энга? – предложила Сьюзи.
И хотя моя мама в этот момент рыдала, как ребёнок, закрывшись в ванной комнате, я подумал: круто! Обычно из-за домашек я не хожу к Энгу в гости по будням.
Я пулей умчался из дома.
8. Га-Люси-нации
По пути к Энгу я позвонил ему и предупредил, что зайду.
– В будний вечер? – удивился он. – Твоя мама с ума сошла?
И как он догадался?
– Сделал ей приятное на день рождения, – соврал я. Мне не хотелось объяснять ему, что моя мама и правда немного не в себе и что она заперлась в туалете, потому что вдруг ни с того ни с сего у неё случился нервный срыв из-за какой-то фигни для волос. – Так я могу заглянуть к тебе или нет?
– Окей, – подтвердил Энг. – Только давай без стихов и признаний мне в любви. Хорошо?
– Замётано!
Пока убирал телефон в карман, я заметил краем глаза на углу девчонку в синем худи, и она была очень похожа на Люси. Вот правда, это был первый раз, когда я реально пожалел, что очки сломались. С тем, чтобы не видеть доску в школе, я как-то могу справиться, но тут я не могу даже поймать в фокус любовь всей моей жизни! Странно только то, что живёт она отнюдь не рядом со мной, да и она такая зубрила, что точно не выйдет из дома лишний раз иначе как в выходной. Объяснение может быть одно: я галлюцинирую. Га-Люси-нирую, точнее. Видите, что любовь с вами делает? Вы съезжаете с катушек.
И всё же привидевшаяся Люси была лучше, чем ничего, и поэтому я не смог удержаться от мыслей из серии «ах, если бы только она была моей!». Я присел у стены дома Энга, чтобы на какое-то время предаться этим размышлениям, и даже толком не заметил, как сочинил стихотворение о Люси. Думаю, вы согласитесь, что поэтизирование, вдохновлённое галлюцинацией девушки, которая даже не любит меня, выдаёт моё богатое воображение. И хотя мне удалось сочинить стишок, в животе засело противное чувство. Потому что, по правде говоря, я написал именно то, что хотел. Я понял, что нужно как можно скорее записать всё, иначе мимолётное виденье развеется, – и позвонил в дверь Энга.
Его мама приветствовала меня, легонько похлопав по макушке и ущипнув за щеку, словно я был какой-то помесью лабрадора и малыша, едва научившегося ходить. Несомненно, я был очарователен в тот момент, раз произвёл такой эффект. Мама Энга улыбнулась и произнесла что-то по-испански.
– Что она говорит? – спросил я Энга, войдя в комнату, где тот сидел перед компьютером.
– Donde hay amor, hay dolor, – ответил он, не поворачиваясь.
– По-английски, пожалуйста.
– Это испанская пословица, – объяснил мой друг. – Где есть любовь, там есть и боль.
– Ты ей сказал! – вскрикнул я.
– Сказал ей что? Я ничего такого и не знаю.
– О Люси.
– Ты сбрендил? – удивился Энг. – Мне незачем ей и рассказывать-то. У тебя всё на физиономии написано. Ты похож на большую несчастную собаку-ищейку.
– Ищейку, да? Мне казалось, скорее на милого лабрадора.
– На пуделя, – парировал Энг.
– Отстань! Никакой я не пудель.
И мы принялись издавать собачьи звуки, выть и гавкать, а ещё показывать всякие щенячьи трюки, пока я не вспомнил: я не пёс, а поэт, и необходимо срочно записать стихотворение, покуда оно ещё держится в памяти.
– Сядь, – сказал я.
Энг сел. Может, когда я вырасту, из меня получится неплохой собачий тренер.
– Печатай. – Эту просьбу он проигнорировал. – Быстрее, пока я не забыл!
– Я тебе не раб тут, – возмутился Энг и неподвижно уставился в монитор. Он может быть реально упрямым, когда хочет.
– У тебя в принтере есть бумага?
– М-м-м? – промычал он, рассматривая страницу какой-то девчонки в «Фейсбуке».
– Э-э-энг! – взмолился я. – Это вопрос жизни и смерти!
Он отвёл голову от компьютера и повернул ко мне. (У него был крутящийся стул, если вдруг вы вообразили себе странноватого испанского пацана с головой, вращающейся на 360 градусов с помощью специального шарнира в шее.)
– Чьих жизни и смерти? – поинтересовался он.
– Моих, – пояснил я и, прежде чем Энг отвернулся обратно к монитору, добавил: – Я сделал это. Я написал стихотворение для миссис Грей.
– Для миссис Грей! Ты теперь в неё влюблён?
– Нет, придурок. Оно о Люси, но для миссис Грей.
– Ты собираешься отдать училке поэму, посвящённую Люси? – Энг выглядел взволнованным. – Не кажется ли тебе, что она тебя поймёт неправильно?
– Ха-ха, смешно. Она думает, что я поэт, помнишь? Ну слушай, это займёт не больше минуты.
Энг простонал, но всё-таки склонился над клавиатурой.
– Ну я же просил, никаких стихов, но окей, так и быть, – пробубнил он.
Я откашлялся и гордо произнёс:
– Если бы она была моей.
Выдержал театральную паузу.
Энг снова повернулся ко мне:
– Это всё, что ли?
– Это, – ответил я презрительно, – заглавие.
И затем я прочитал всё стихотворение от первой до последней строчки. Энг стучал по клавишам, даже ни разу не хмыкнув и не прихрюкнув: говорил же вам, что получилось круто! Когда мой друг закончил, он распечатал копию, и мы оба внимательно рассмотрели готовый текст: