Лучшее лето в её жизни
Шрифт:
Потом появился этот Поль. Надин привезла его прямо в аэропорт. Сказала, он тоже летит с нами, и, не слушая возражений, ушла в дьюти-фри покупать виски. Поль виновато пожал плечами и пошел за ней. От выпитого виски Надин тошнило весь полет. Правильно, побегай теперь, удовлетворенно думала Паула всякий раз, когда Надин, покачиваясь и прижимая ладонь ко рту, шла к туалету.
Потом…
Машина въехала в раскрытые ворота и остановилась. Паула вылезла первой и решительно пошла вперед. Через секунду ее догнал Филипп.
– Не дуйся, – сказал он, приобнял Паулу за плечи и звучно чмокнул ее в ухо. Паула взвизгнула. – Смотри, какая колоритная тетушка нас встречает! В передничке! Спроси у нее, водятся ли тут привидения.
– И есть ли у них свободный номер, – добавил Поль. За время полета он вдребезги разругался с Надин и теперь собирался жить отдельно.
– Лучше спроси, почему она такая толстая, – буркнула Надин, прижимая руку ко рту. Ее до сих пор мутило.
Чертова идиотка, подумала Паула и виновато улыбнулась тетушке в переднике. Та с достоинством кивнула.
– Добро пожаловать в усадьбу Сан-Антониу, – сказала она, старательно, как школьница, выговаривая французские слова. – Меня зовут Ана. Сейчас Дуарте поставит машину в гараж и проводит вас в ваши комнаты.
– Так как насчет привидений? – спросил Филипп.
Ана пытается кормить маркиза. Набирает полную ложку овощного супа и подносит к беззубому рту. Маркиз закрывает рот и мотает головой. Ана тяжело вздыхает. Она очень устала сегодня. Гостья – та, что приехала пьяной, – совсем ее загоняла. Вначале ей не понравился вид из окна, и Ане пришлось переводить ее в другую комнату. Потом ее не устроил цвет занавесей. Потом она обнаружила пыль на зеркале и крохотное пятнышко на банном полотенце.
– Такая молоденькая, а характер хуже, чем у вашей матери, – пожаловалась Ана Дуарте.
Дуарте недовольно поджал губы: он не любил, когда Ана плохо отзывалась о покойной свекрови.
– А я тебя предупреждал, – без посторонних Дуарте обращался к Ане на «ты», – я говорил, чтобы ты проверила гостевые комнаты. Если бы ты сразу это сделала, не бегала бы теперь с тряпками и полотенцами.
Ана снова подносит ко рту маркиза ложку с супом. Маркиз ударяет ее по руке. Тепловатая оранжевая жижа выплескивается на тщательно отглаженное платье и белоснежный передник Аны. Маркиз запрокидывает голову и хрипло кудахчет. Спавший в углу спаниель Карлуш вскакивает и заходится визгливым лаем.
Паула проснулась от странных звуков: где-то лилась вода, кто-то бежал по мокрому, отчетливо прошлепали шаги, вначале тяжелые, потом легкие, торопливые, кто-то задушенно вскрикнул: «Ваша милость! Господин маркиз!» – что-то упало и разбилось, что-то зазвенело металлом об металл. Потом громко хлопнула входная дверь, и все стихло. Паула потрясла Филиппа за плечо. Я слышу, пробормотал Филипп и повернулся на другой бок. Паула тряхнула его посильнее. Да-да, сказал Филипп абсолютно проснувшимся голосом, я уже встаю.
Паула подождала немного, но Филипп и не думал вставать – он еще раз перевернулся, смешно полувздохнул-полухрюкнул и размеренно засопел носом. Ну и черт с тобой, сказала Паула, вылезая из постели.
– Нет, я закрыла, – говорит Ана сердитым шепотом. – Закрыла и проверила еще!
– А как он тогда выбрался? – спрашивает Дуарте. – Просочился под дверь?
Ана молчит. Она прекрасно помнит, как вышла из комнаты маркиза, закрыла за собой дверь на ключ и еще ручку подергала. С тех пор как маркиз напугал юную пару, она каждый вечер очень тщательно его запирает.
– Ты, наверное, думала, что закрыла, а сама не закрыла, – говорит Дуарте. – В следующий раз зови меня, я сам буду закрывать. Хорошо еще, что он на улицу пошел, а не стал к гостям ломиться.
Ана не отвечает. Она увидела маркиза и теперь думает, как бы тихонечко отвести его обратно в комнату, чтобы никто не проснулся.
Паула кралась за Аной и Дуарте и изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос. Плотная низенькая Ана в пижаме и длинный худой Дуарте в ночной сорочке выглядели невероятно комично. Судя по жестам, они явно переругивались, но Паула не могла разобрать ни слова. Сейчас они дойдут до пруда, и я подберусь поближе, подумала Паула. У пруда росли густые кусты, за ними было легко спрятаться.
– Ваша милость, – тихонько говорит Ана, – ваша милость, уже очень поздно. Пойдемте домой, баиньки.
Маркиз не обращает на нее никакого внимания. Он сидит на корточках у пруда с золотыми рыбками, гладит вездесущего Карлуша и бормочет что-то неразборчивое.
– Ана права, ваша милость, – вступает Дуарте. – Очень поздно. Холодно. Влажно. Вы завтра будете себя плохо чувствовать.
Маркиз даже не шевелится, как будто не слышит. Ана и Дуарте переглядываются.
– На раз-два, – говорит Дуарте. Ана кивает. – Раз. Два. Взяли.
Ана и Дуарте одновременно наклоняются к маркизу и подхватывают его под мышки с двух сторон.
Их руки прошли сквозь старичка в белом, как будто это был не старичок, а сгусток тумана. Паула сморгнула и сделала шаг вперед, чтобы разглядеть получше, что творится у пруда. В этот момент сзади кто-то заворчал. Паула повернулась и увидела еще одного старичка. Казалось, что его надели прямо на куст – из него отовсюду торчали ветки. Одна ветка выходила прямо из глаза. На ней цвел огромный темно-розовый цветок. Но старичок был жив – он что-то бормотал и грозил Пауле сучковатой палкой.
Паула завизжала. Краем уха она услышала, как визжит у пруда Ана.
Дон Фредерику де Меллу да Кунья де Мендонса и Менезеш, четвертый маркиз де Валада сидит на нагретой солнцем каменной скамье у пруда с золотыми рыбками. Привалившись к его ногам, дремлет американский водяной спаниель Карлуш.
Перед маркизом лежит шахматная доска.
– По-моему, друг мой, – говорит маркиз слегка дребезжащим фальцетом, задумчиво вертя в пальцах белого коня, – вы погорячились. Зачем было так пугать мою кухарку?